Петр III. Загадка смерти
Шрифт:
Княгиня не успокоилась и в дальнейшем. Граф Бекингемшир, сообщая о своем разговоре с Екатериной II, писал: «Исходя из этого, а также имея точную информацию, что княгиня [99] использует все свое искусство, чтобы отвращать сердца не только м-ра Панина, но и многих других, от ее персоны и правительства, она (императрица. – О. И.) имеет намерение выслать ее из Петербурга [100] , возможно, это решение к нынешнему времени приведено в исполнение».
99
Тут же английский посланник писал: «За несколько дней до того, как императрица выехала в Ригу, мне дали знать, что княгиню Дашкову в мужской одежде видели в бараках конных гвардейцев».
100
Несколько выше Бекингемшир замечает: «В разговоре, который состоялся у меня в Царском Селе с ее императорским величеством о княгине Дашковой, она уверяла меня, что эта дама не останется в Петербурге более двух месяцев».
Клятвенное
Указ Павла I Архарову о выселении Дашковой из Москвы
Указ Павла I М.М. Измайлову о немедленном выселении Дашковой из Москвы
Указ Савину (1)
Очерк третий
Смерть Екатерины II и судьба А.Г. Орлова-Чесменского
Я не хочу, чтобы он забывал 28 июня.
Кто старое помянет, тому глаз вон.
Разность велику нахожу – разбирать дело по одним разговорам или по доказательствам.
Трудно узнать, что в действительности произошло в начале июля 1762 года в Ропше. Прямых свидетельств крайне мало, а слухов и легенд слишком много. Размышляя над загадкой смерти Петра III, мы подумали о том, что какие-то сведения можно получить, изучив судьбы участников ропшинской драмы: что произошло с ними после этих событий, как сложилась их судьба при Екатерине II и особенно при Павле I, называвшем себя сыном Петра III? Не все они дожили до 1796 года: в 1779 году умер Г.Н. Теплов, в 1783 – Н.И. Панин, в 1791 – Г.А. Потемкин. Но еще живы были А.Г. Орлов, Ф.С. Барятинский, П.Б. Пассек, М.Е. Чертков, К.Г. Разумовский, врачи И. Людерс, К. Крузе и др. Как отнесся к ним Павел I? Чем «наградил» он людей, которых молва обвиняла в смерти Петра Федоровича? В этом отношении наибольший интерес представляет судьба графа А.Г. Орлова-Чесменского.
Глава 1
Смерть императрицы
Ф.Г. Головкин, камер-юнкер при дворе Екатерины II, а затем церемониймейстер при дворе Павла I, считал, что на лице Орлова «запечатлелись знаки отчаяния от предсмертного сопротивления Петра III»385. По-видимому, он имел в виду шрам на щеке графа Алексея Григорьевича, полученный значительно раньше, в 50-х годах. Аналогичное мнение высказывали и другие современники – наши и иностранцы. Ничего достоверного о событиях в Ропше, судя по всему, они не знали, хотя жили и встречались с основными участниками развернувшейся там драмы. Не имея возможности проникнуть в тайну смерти Петра Федоровича, некоторые представители высшего общества занимались сочинением легенд, иногда правдоподобных, иногда фантастических. Многие из них дошли до наших дней. О «творчестве» Ф.В. Ростопчина уже говорилось. К подобному сорту людей относилась знаменитая «рассказчица» – Н.К. Загряжская.
Но не только современники стихийно или сознательно создавали различные легенды. Возникали они и на страницах трудов, авторы которых не стремились к дешевой сенсационности. Вот, например, фундаментальное, не потерявшее своего значения и теперь исследование Н.К. Шильдера «Император Павел I» (1901). В нем автор описывает две гравюры, выполненные художником Н. Анселином по поводу воцарения Павла I и ему посвященные. Эти любопытнейшие свидетельства эпохи не могли пройти мимо внимания такого историка, как Н.К. Шильдер. Но легенды прошлого оказали влияние на интерпретацию ученым упомянутых гравюр. Относительно первой, называющейся «Эксгумация Петра III 8 декабря 1796 года», историк пишет: на ней «представлена внутренность храма; на возвышении стоит гроб; поднятую гробовую крышку поддерживает с одной стороны монах, с другой – женщина в царском венце (Россия или богиня, олицетворяющая правду); в правой руке у нее скипетр, а в левой светильник, освещающий дивное зрелище: из гроба поднимается до половины Петр III, протягивающий руку императору Павлу. Подле монаха стоит женщина, изображающая правосудие, и держит в одной руке весы, склоняющиеся к Петру III, а в другой – корону над его головой. Павел Петрович, имея в правой руке своей руку отца, оборотился и другою рукою указывает на Петра вельможам, которые выражают радость и одобрение; позади этой группы царедворцев граф А.Г. Орлов-Чесменский в ужасе как бы отстраняется от видения. От гроба сползают змеи. Перед гробом два крестьянина, из коих один на коленях, а другой, распростертый, лежит на полу; эта группа должна, вероятно, изображать признательный и обрадованный зрелищем русский народ…».
Вылезающий из гроба Петр Федорович – это явление потрясающее, если учесть, что от него ничего не осталось; все это больше похоже на издевательство, чем на прославление Павла Петровича. Не все ясно с фигурой Орлова: она совсем не впечатляет своими размерами; по описанию же современников, он имел «высокий рост и нарочитое в плечах дородство», которые всем бросались в глаза. Художник не изобразил и орденских лент, хотя известно, что с лентой ордена Святого Георгия I степени Алексей Григорьевич не расставался даже дома; носил он и Андреевскую ленту. Не видно и характерного шрама на левой щеке. Возникает естественный вопрос: может быть, это и не А.Г. Орлов, а, к примеру, Ф.С. Барятинский?
О гравюре «Встреча Петра III в Елисейских полях с Петром I» Н.К. Шильдер пишет: «Здесь изображены на левой стороне ад: в пещере, за которой клубится пламя, сидят обнявшись Плутон и Прозерпина; внизу парки, Цербер на цепи и три гиены. Харон отчаливает, чтобы ехать назад через Стикс; он привез в ад трех лиц, из которых один лежит распростертым, другой пал на колени, как бы умоляя о продлении жизни, а третий сел и ломает себе руки. Это должны быть граф А. Орлов, князь Барятинский и Пассек; фурии секут их пуками змей…»386
Доверяя Шильдеру, мы предположили, что подобное тиражированное изображение, да еще посвященное Павлу I, не могло появиться без разрешения последнего и, возможно, изображение наказания убийц Петра III в аду внесено по высочайшей воле. Однако все оказалось не так. Безуспешно разыскивая портреты Ф.С. Барятинского и П.Б. Пассека, мы решили просмотреть и упомянутую гравюру в надежде на некоторое портретное сходство ее персонажей. Каково же было наше удивление, когда мы обнаружили на ней людей в античных одеждах. Кроме того, в РГАДА удалось найти письмо Н. Анселина к Павлу I с описанием и толкованием гравюры387. Оказалось, что три фигуры – это Минос, Эак и Радаманф,
101
Заметим, что К. Валишевский (см.: Валишевский К. Сын Великой Екатерины. СПб., 6. г. С. 118) поверил описанию Шильдера.
В свете сказанного интересно проанализировать рассказы об участии А.Г. Орлова-Чесменского в церемонии перезахоронения останков Петра III. Описания этих событий настолько различны и даже противоположны, что, кажется, происходившее невозможно восстановить (об этом пойдет речь в разделе «Похороны»).
Сам факт кончины Екатерины II и причины ее смерти не содержат больших тайн, которые весьма часто окружают смерть венценосцев. Правда, официальных опубликованных документов в этом случае мы не имеем. В камер-фурьерском журнале за 1796 год, опубликованном через 100 лет, с 1 ноября 1796 года помещены записи лишь о событиях, происходивших при дворе Павла Петровича, что представляется загадочным. Не только павловские камер-фурьеры, но и официальные издатели [102] не сочли возможным (а быть может, и не могли из-за отсутствия документов) дать описание того, что происходило при Большом дворе накануне удара, постигшего императрицу388. Объяснение данного обстоятельства может быть чрезвычайно простым: камер-фурьер почему-то не выполнил свою работу – не подготовил из своих черновиков соответствующую записку – и слова, сказанные в приписке официального издания, – «октябрем месяцем кончается камер-фурьерский журнал большого двора…» – следует понимать буквально. Но нельзя исключить и того, что в камер-фурьерских записях о последних днях (особенно 5 и 6 ноября) Екатерины II присутствовали такие подробности, которые Павел Петрович не желал видеть увековеченными. При этом следует учитывать крайнюю скудость подобных записей в КФЖ, возникающую, по-видимому, из-за цензуры. Есть основания считать, что не все записки камер-фурьера были уничтожены. В 1869 году в сборнике «Семнадцатый век», появившемся «вторым тиснением», П.И. Бартенев опубликовал «Запись о кончине высочайшей, могущественнейшей и славнейшей государыни Екатерины II-й, императрицы российской в 1796 году», хранившейся в архиве Канцелярии церемониальных дел. Вот текст официальной версии: «1796 года в среду, 5-го ноября, ее величество императрица Екатерина II, самодержица всероссийская, проснувшись по обыкновению в 6 часов утра, пила в совершенном здоровьи кофе и, как всегда, села писать, чем и занималась до 9-ти часов. Полчаса спустя камердинер Захар Зотов нашел ее величество на полу в гардеробе, лежащую на спине, вследствие чего позвал своих сослуживцев, Ивана Тюльпина и Ивана Чернова, чтобы помочь ему перенести государыню в ее спальню. Они сочли своею обязанностию приподнять ее; но, лишенная чувств, она полуоткрывала только глаза, слабо дыша, и когда должно было нести ее, то в теле ее оказалась такая тяжесть, что шести человек едва достаточно было, только чтоб положить ее на пол в названной комнате. Глаза ее были закрыты, она сильно хрипела, а грудь и живот беспрестанно поднимались и опускались. По прибытии докторов, ей отворили кровь из руки; оттуда медленно потекла кровь, черная и густая. Всыпали ей в рот рвотных порошков, поставили мушку и несколько промывательных, но без всякого облегчения. Тогда послали за отцом Саввою, духовником ее величества, чтобы он исполнил над ней обязанности своего служения; но так как не было никакой возможности приобщить ее Святых Таин по причине пены, которая выходила изо рта, то упомянутой отец Савва ограничился чтением отходных молитв. Однако его высокопреосвященство Гавриил, митрополит Новгородский и С. Петербургский, бывши приглашен, посоветовал совершить святое причащение, потому что истечение прекратилось, а потом приступить к соборованию, которое он и совершил в сослужении отца Сергия, придворного протоиерея, в 4 часа по полудни…»389
102
Сохранились ли записи камер-фурьера Большого двора за этот период, мы не знаем.
Эту записку дополняют свидетельства современников, а также людей, которые были знакомы с основными участниками этих трагических событий. Что-то они скрывали, а что-то особо подчеркивали. Британский посол Уитворт в своей депеше на родину к лорду Гренвилю от 18 ноября (по и. ст.) писал [103] : «Все те, кто имел случай видеть ее императорское величество во вторник, заметили, что она никогда не выглядела более довольной и веселой, чем утром и вечером того дня. Ночь она спала хорошо и поднялась в среду рано в обычные свои часы между шестью и семью, пила кофе и после этого занималась тем видом литературной композиции (jener lichteren Art literarischer Composition), которым она занималась обыкновенно в те часы, которые были слишком ранними для ее министров. За день до этого у нее была легкая диарея, которую она на протяжении всей жизни считала полезной для своего здоровья. В среду состояние ее здоровья оставалось тем же, без признаков болезни или жалоб (Complaint [104] ). Когда она ушла в свой особый кабинет (Privatcabinet) и дольше обычного не возвращалась оттуда, слуги забеспокоились и через полчаса, открыв дверь, нашли ее лежащей на полу без движения со всеми симптомами страшного апоплексического удара. Позвали помощь, попробовали все в подобных случаях применяющиеся средства, но безуспешно. От удара вплоть до конца ее глаза оставались закрытыми и она оставалась без изменения в состоянии летаргической бесчувственности. На следующий день вечером в девять часов 45 минут эта несравненная государыня завершила свой блестящий жизненный путь…» (курсив наш. – О. И.)390. Мы особо подчеркнули то предложение депеши, в котором говорится о последних трудах Екатерины II. Из современников – русских и иностранцев – об этом мало кто говорит. Г.Р. Державин в своих «Записках» сообщает, что императрица «занималась писанием продолжения записок касательно российской истории»391. Это сообщение почти дословно повторяет в своих мемуарах А.Т. Болотов. Он пишет, что императрица «встала, по обыкновению своему, рано и, напившись горячего (в издании, по-видимому, пропуск слова – кофе), села за свой стол и несколько времени упражнялась в писании и сочинении давно начатой ею российской истории»392. А.М. Грибовский, бывший с августа 1795 года статс-секретарем «у принятия прошений», пишет, что Екатерина II «в последнее время» с 7 до 9 часов утра занималась «по большей части сочинением устава для Сената»393.
103
Здесь дается перевод депеши с немецкого из дополнительного тома книги: Е. Herrmann. Geschichte des russischen Staates.
104
Это французское слово было вставлено в скобках после немецкого – Beschwerde.