Письма с войны
Шрифт:
– Реджина! – Кэтрин ударила кулаком в закрытую дверь. – Открывай!
– Знаешь, мне ведь придётся арестовать тебя за вторжение в частные владения, – Грэм стоял позади всех, засунув большие пальцы за ремень, и переминался с ноги на ногу. Ему этот штурм дома Миллсов был явно не по душе. – Если Реджина скажет…
– Тебе придётся арестовать меня за убийство, если Реджина не откроет эту грёбанную дверь! – Нолан снова постучала, и на этот раз кто-то прижался лицом к стеклу с внутренней стороны.
– Привет, тётя Кэт! – раздался приглушенный
Тина улыбнулась, выходя из-за спины Кэтрин, и наклонилась, глядя на мальчика:
– Привет, Генри. Впустишь нас?
– Генри, я же говорила тебе не открывать дверь чужим, – послышался голос Реджины.
Генри обернулся к матери:
– Но это же…
Внезапно брюнетка появилась за спиной сына и отодвинула его от двери. Она одарила собравшихся у её порога взглядом, который, видимо, должен был заставить их разбежаться от греха подальше. Но вместо этого Кэтрин показала бутылку вина и, склонив голову набок, протянула:
– Пожа-а-алуйста?
– С ними всё будет в порядке, – тихо сказала Кэтрин, сжав руку Реджины, когда они смотрели, как Генри ведет Грэма в детскую, поскольку шериф был временно понижен до должности няни. – Если о чем-то и нужно беспокоиться, так это о спине Грэма, если Генри снова уговорит его поиграть в лошадку.
Реджина не ответила на шутку, напряжение всё ещё сковывало её, но, как только дверь детской закрылась, она нехотя позволила отвести себя в гостиную, где их уже ждали вино и коктейли.
– Что это? – резко спросила Миллс, остановившись на пороге и глядя на Тину, Руби и Кэтрин, которые выгрузили на кофейный столик коробку апельсинового сока, бутылку содовой, закуски и большие бутылки водки, рома и красного вина.
– Интервенция, – Руби открыла пакет с чипсами и закинула одну штуку в рот.
– Так, и в чем проблема? Почему вы трое вдруг решили вломиться ко мне в дом?
– Вломиться? – обиженно переспросила Тина. – Мы постучали, и ты сама нас впустила.
– Колись, – Нолан втащила Реджину в комнату и села на пятки перед столиком, – что с тобой происходит?
– Ничего, – Миллс так и не присела. Вместо этого она стояла, поджав губы и скрестив руки на груди, возвышаясь над подругами в неприкрытой демонстрации силы. – Уж простите, если я провожу время с сыном вместо того, чтоб непонятно где шляться по вечерам.
Кэтрин закатила глаза:
– Скажи честно, ты в самом деле думаешь, что, зная тебя столько лет, я сейчас поверю в эту отмазку?
– Мы с вами не ссорились.
– Ну, игнорировать нас тоже не очень-то по-дружески, – с нажимом сказала официантка.
– Извините, я не знала, что должна отчитываться вам о каждом дне своей жизни.
– Не о каждом дне, – отозвалась Белл, – но, знаешь, неплохо бы держать друзей в курсе, если вдруг решаешь
– Доставучие друзья.
Кэтрин пожала плечами и села на диван, похлопав по месту рядом с собой:
– Ладно, мы можем не разговаривать. Мы соскучились по тебе, а тебе нужен девичник.
Тяжелое молчание повисло в комнате на полных две минуты. Потом Реджина, смирившись с неизбежным, села и, проигнорировав стоявший перед ней бокал с вином, протянула Руби стакан, в который девушка налила порцию рома с колой.
– Почему мы смотрим это? – Реджина хмуро смотрела на экран.
Кэтрин и Руби многозначительно посмотрели на Тину, совершенно поглощенную игрой Рэйчел МакАдамс и Райана Гослинга. Почувствовав их взгляды, блондинка повернулась:
– Он романтичный, ладно? – вступилась за фильм она.
Все четверо сидели на диване, Реджина по-королевски устроилась посредине, держа в руках третий коктейль, её подруги, обнявшись, лежали рядом, так что было не понять, где чьи руки и ноги. Уговорив, наконец, брюнетку поучаствовать в девичнике, они потушили свет, открыли закуски и включили DVD. Время от времени до них долетал заразительный смех Генри и их с Грэмом беготня. Реджина прислушивалась напряженно, будто ожидая признаков бедствия, но Руби всякий раз дружески подталкивала её локтем и ободряюще улыбалась, возвращая внимание женщины к фильму. Когда фильм только начался, им пришлось на десять минут отпустить Миллс, когда Грэм спустился в гостиную, неся Генри на спине, и мальчик серьёзно заявил, что ему и его благородному коню требуется «про-питание» (Реджина понятия не имела, откуда он узнал это слово, но Генри произнес его правильно, разделив на два слога, чтоб облегчить себе задачу). Кэтрин понадобилось три минуты, чтоб понять, что брюнетка застряла на кухне, и еще две, чтоб привести её назад и усадить на диван, с которого из-за обилия вытянутых ног, было не так-то просто сбежать.
Реджина сердито хмыкнула, указывая на экран рукой, в которой держала стакан, так что тот накренился, и жидкость грозила выплеснуться:
– Романтично? Что романтичного в том, чтоб поощрять измену? Ради всего святого, она ведь помолвлена.
– Тс-с, – шикнула Тина, хлопая её по руке, – это лучший момент в фильме.
Герои мокли под дождём, направляя свою лодку в док. Внезапно они начали кричать друг на друга:
– Я написала тебе 365 писем.
Дыхание застряло в горле. Нет, Реджина вовсе не подсчитывала их письма. Она совсем не знает, что написала Эмме 248 писем, включая записки, вложенные в посылки.
– Дня не проходило, чтоб я не писала тебе.
Реджина зажмурилась, залпом опустошив стакан, и сжала его в кулаке так крепко, что, кажется, хрусталь готов был треснуть.
Ничего не кончено. До сих пор ничего не кончено!