Письмо самому себе: Стихотворения и новеллы

Нарциссов Борис Анатольевич

ДРЕВО

Во дни тяжелых испытаний, Когда от жизни я устал, Ко мне, в туманном одеянье, Сомненья демон прилетал. Не издевался этот демон Над чувством свежим и живым, Не искушал меня ничем он, Казался другом он моим. Но он ожег мертвящим словом В душе расцветшие цветы И повелел возникнуть новым Цветам зловещей красоты. Сомненье возрастит познанье, Но плод того и сух, и мал. Затем в цветах, как в одеянье, На древе Змий главу вздымал. И

вот, теперь я расцветаю. Как древо знания в раю. О, путник! Заповедь простая – Не приступай под сень мою!

PAVOR NOCTURNUS

Стукнет ли костью какой в погребу – Крик свой придушенный я погребу. Ужас привычный, ночной нетопырь, Крыльев своих надо мной не топырь! Это тихонько ко мне подползло Снизу гнилое подвальное зло. В комнате темной из дальних углов Стелются спрутами волны голов. Вот зашипят, подползут и замрут. Хищно засветит их глаз изумруд. Жадно откроет уста нетопырь, С пола к постели привстанет упырь.

СОН О ТРУБЕ

Валентине Синкевич

Traume sind Schaume

Про сны говорят: это – пена. Но разве пена такой: Направо, налево – стены, Иду, и душит тоской. Наверно, сточные трубы Бывают так наяву: Цемент и булыжник грубый, И где-то конец во рву. И я понимаю смутно, Что все это только – я, Что каждый шаг – поминутно Напрасная жизнь моя, И что впереди – потемки, Что все это – пена и зря. И плачу я голосом ломким, Вперед, в потемки смотря. И душит едкая жалость Ко мне – самому себе, Затем, что всё, что осталось – Идти по этой трубе.

ПИСЬМО САМОМУ СЕБЕ

(Нью-Йорк, 1983)

ПОЛЕТ

1. Плюс

Световой год – расстояние, которое

свет проходит в один земной год.

А еще биллион световых – И всё так же темно и пусто. Где-то сбоку померк и притих Затуманенный звездный сгусток. Бесконечность: ее не понять – Так, как будто не сдвинулась с места. Вверх и вниз – как бездонная падь, И туман, как фата невесты. По магнитным полям, как рябь, Паутиною ткутся волокна. Точно вспахана зыбкая зябь И открылись какие-то окна. Как река – но не плыть кораблям В этих черных и гиблых затонах. Там по гибким магнитным полям Ходят ангелы в белых хитонах.

2. Минус

…Сатана и все аггелы его…

Вот всё выше, всё глубже, всемирней В бесконечный высокий провал… – «А вот тут у нас живопырня! – Дежурный аггел сказал, Открывая вид на планету. – И другого названия нету!..» Ну, раз нету, так нету, так нету… А потом добавляет растроганно: «Ишь, какое кровавое месиво – Как на кухне сырой бёф-Строганофф!» Но пустое черно. Без дорог оно. И ни там его нет, и ни здесь его…

3.

Нуль

Тяготение сжимает звезды до нуля до –

черных ям.

Звезды кругом погасила… Тянет железная сила В черный водоворот – В жадный раскрытый рот. Точно упав с обрыва, Время свернулось криво: Было, сейчас – одно. Это – последнее дно. Всё угасает разом: Даже желание, разум. – Ах, не скользи по краям Черных зазвездных ям!

НА МОТИВЫ БЛОКА

1. Город

Без конца, без конца мостовые – До утра будет этот кошмар… Смотрят мертвенно окна слепые На пустынный ночной тротуар. С криком город уснувший молю я Мне отдать, что я в нем потерял. Горло в жалобу сжато больную, Я продрог, я смертельно устал. Ветер гонит меня исступленно. Я иду, задыхаюсь, бегу… И кричу фонарям я зеленым, Что я жить, что я жить не могу! Но лишь хлещется ветер безумно О дома неживые в ответ Да на камни зловеще-бесшумно Припадает испуганный свет.

2. Двойник

В эту ночь над осеннею грязью Низким пологом шли облака. В эту ночь, оборвав наши связи, Я убил своего двойника. Он молил о пощаде и плакал, Я смеялся тихонько и ждал; И когда он качнулся во мраке, Я вонзил ему в сердце кинжал. Закричав, он свалился на плиты И прижал мою руку к губам, И я понял тогда, что убитый Был такой же, как я, – был я сам. Но, на горло ему наступая, Я, свободный, жестокий, другой, Знал, что этой ценой покупаю Долгожданный холодный покой. Я смеялся над нашей борьбою; Но когда я взошел на крыльцо, Я опять увидал за собою Искаженное мукой лицо.

АМЕБА

Спирогира – нитчатая водоросль.

Увеличение – х 250.

Живая слизь ползет через нити Изумрудного леса спирогир. Не видя, не слыша, химическим наитием Выпускает отростки в свой микромир. Малая капля зернистой слизи, но Голод ее священно велик: Прозрачная инфузория д осмерти зализана, И новую жертву лижет язык. И так без отдыха, сна, и без смерти Ешь, чтобы жить, и живешь, чтобы есть, Умножая себя в дробильной жертве И неся нам бессмертья благую весть. В мир беззащитный ползешь, многоногая, В мире растений первое «я». И вижу в тебе я далекое, многое – Человека и грозный закон бытия.

Мэри Юргенсон-Девернья

КРАСНЫЙ ТЮЛЬПАН

(Перевод с эстонского Б. Нарциссова)

Высокий, прямой, Красный, как пламя зари, С шелковым блеском своих лепестков, К солнцу он был обращен – Так, как сердце мое к любви. День так хорош был, Всё пело, блистало вокруг. Но вечер пришел Со слезами, с обманом, со тьмою, И цветок в темноте закрылся, Одинокий, холодный и гордый. – Сомни, раздави его В пальцах жестоких, – Ты его не заставишь открыться. Но утро придет, Будет утро с новой любовью, И тогда мой тюльпан откроется снова, И будет цвести он, и яркий, и страстный, Как пламя, как кровь, как заря. И так до вечера – смерти – Отдаст он всё, что имеет: Красоту и пламя души До конца, до последнего вздоха, До увядших последних листьев. Красный тюльпан, Сердце мое!