Письмо самому себе: Стихотворения и новеллы

Нарциссов Борис Анатольевич

ПРЕДКИ

Малые черные люди Жили в пещерах. Сильней Кожу их, чуяли, студит Ветер с Полночных Огней. Прямо в закатное море С шумом бежала река. Люди со страхом и горем Видели: издалека, Чаще и чаще разливы, Дико стремила вода, Переливаясь бурливо, Глыбы зеленого льда. Малые черные люди Помнят их первый приход: Скрежет, как острою грудью Челн продирался сквозь

лед. Враг ли неведомый, друг ли? Вышли из дымных пещер… Запад горел, точно угли. Север, как камень, был сер. Были обветрены лица Белых высоких людей В шкурах полярной лисицы, Зверя Холодных Полей. Молча смотрели на дали Зеленоватые вод. В страшных глазах увидали Черные северный лед.

СЕВЕР

Лижет базальты волна: Скудная, жесткая пища. Мокнет годами гнилого челна Черное, хрупкое днище. Так, как при викингах. Тут Нечего ждать перемены: Хмурые сосны по скалам растут, Светится в сумерках пена. Только холодная сталь Серых равнин океана. Только клубится ненастная даль, Родина зябких туманов. Изредка гонят их прочь Жгучие струи норд-оста: Пламенем бледным вздымается в ночь Смерть с Ледяного Погоста.

ВЕЧЕР

Все было просто: сосны и брусника С фарфором пыльным ягоды сырой. Покорно в серых паутинах никло Еловой лапы жесткое ребро. И надо всем – неторопливый шорох, Всю жизнь потом нам слышный шепот хвой. Смолистый, скользкий и сухой, как порох, Ковер иголок под твоей ногой. В закате солнце медленно сгорало. Был вечер тих, по-северному прост, — И в куполе вечернего опала Всё те же семь привычных с детства звезд

БЕГСТВО

По лесным низам захолодело, По болотам задымилось белым, От корней свежей запахло мхом И в последнем солнце по овражным склоним Папоротник вспыхнул пламенем зеленым В буреломе хрупком, сером и сухом. По траве, еще никем не мятой, По опушкам с клевером и мятой Догонял нас призрак голосов. Мы не замечали ни грибной прохлады, Ни привычной с детства бороной отрады, Тишины заказной северных лесов Мы бежали – гибель нас искала, Торопилась, путь пересекала, Реяла вечернею совой, И за нами солнце низкое бежало, По лесным верхушкам плыло и ныряло, Продираясь в чащах красной головой.

ЖАЛО

Весь день звенят ленивыми альтами В долинах свежих погремки коров. Уютно пахнет молоком, хлевами, Дымками буковых тяжелых дров. Здесь в городках всё каменно и чисто, И крепок их порядок вековой: Неодобрительно на век неистовств Здесь бюргеры качают головой. Я, путник, проходил по их тропинкам. Ел гостем хлеб их. Слышал их «Gruss Gott». Подслушивал смущенное, с заминкой: –

«Чужой? Ну, что ж? Ведь скоро он уйдет…» Я шел на юг. Всё круче были склоны. И в первый раз я, северный изгой, Увидел полный облик Скорпиона И жало, вознесенное дугой.

БАРИ

В декабре Адриатика хмура: Мутной зеленью ходит волна И на берег, скалистый и бурый, Лепит камни морские со дна. Пальмам холодно. Как жестяные, Порыжели концы опахал. Всё под серое: камни стенные, И оливы, и старый портал. В этом гужом, забытом соборе Он почиет в литом серебре. Но когда в ненадежное море Ветхий парус идет в декабре, То Джованни, Джузеппе за молом Шепчут все-таки несколько слов: Бережет византийский Никола Черномазых чужих рыбаков.

ПРИБРЕЖЬЯ

Пустыня, плоская, как блюдо, И небо пыльной синевы. Как шкура с падали верблюда, Песок и пежины травы. Здесь каждый день одно и то же: Встает струящейся стеной Слепит глаза и жжет по коже, Как из печи, упорный зной. И море не дает прохлады: Напрасно в поисках за ней, Как спины допотопных гадов, В лиловой чешуе камней. Здесь мысы врезались в сверканья Сафирно-пламенной воды. Нет жизни. Ветер на бархане Метет случайные следы.

МОРЕ

Корабль взбирается упруго, Ныряет: кажется – киты Под киль неспешно друг за другом Кидают скользкие хребты. Под затуманенной луною, Доколе видит глаз, бугры Лоснятся сизой пеленою В однообразии игры: Нырок дельфиний, снова выгиб — И встанет стекловидный холм. Бегут ожившие ковриги Однообразных тусклых волн. А там, на дымном небосклоне, Огромен, бледен и разъят, Большой Медведицы квадрат На севере, как призрак, тонет.

ЗЕМЛЯ

Как толченый кирпич – эта красная глина, И колются космы травы. Как до кости, до камня промыты в долины Пересохшие дикие рвы. А взберешься и выйдешь: замаячат укропами Дерева по пыльной степи. Позабыта веками, позабыта потопами, Ты, недвижная, сонная, спи!.. Мы по самым паучьим местам проходили, Мы устали по зною кружить. Побуревшие травы и солнце над пылью: Вот земля, на которой – дожить. По равнине уставленной деревьями тошными, Я который уж день бреду. И птицы не наши голосами истошными Точно с радостью кличут беду.

ЭВКАЛИПТЫ

В эвкалиптах бежит, исчезает, как сетка, По опавшей листве незаметная тень. Эвкалипты: как будто посохли их ветки. Не шумят, а шуршат. Колыхнуться им лень. Эвкалипты растут без конца по отрогам, По безводным холмам: не нужна им вода. Как от судорог ствол их свело. Как из рога Древесина стволов, тяжела и тверда. Этот серо-зеленый покров – эвкалипты Это – шкуры змеиные слезшей коры. И вот так без конца. И ты знаешь: погиб ты Здесь в краю эвкалиптов и тусклой жары.