Письмо самому себе: Стихотворения и новеллы

Нарциссов Борис Анатольевич

К ПОРТРЕТУ БЛОКА

Но зловещий восходит угар

К небесам. К высоте. К чистоте.

А. Блок

Серафиму дано было бремя: Искуситься в земном житии, Позабыть на короткое время Белоперые крылья свои. Но телесные путы опасны: Душной кровью туманится дух, И над плотью, желанной и страстной, Снег колеблет свой синий возд ух. Он такой же – взгляни – на портрете: Светел лоб и греховны уста. Мы читаем: боренье в поэте, Плоть-угар и душа-чистота. А стихи, – позабытые крылья, – Не умеют набрать высоты. И

ты видишь: напрасны усилья Воспарить от земной маяты.

ЧАЙКОВСКИЙ

1

Белая царевна в саркофаге, Черная и спящая душа. Добрые и солнечные маги К ним пока на помощь не спешат. В бархатных распластанных воскрыльях, Траурная бабочка души, Вздрагивай в томительных усильях, Но проснуться лучше не спеши: Падают сиреневые хлопья Театральной борной кислоты. Злая отравительница опий Смешивает с синью темноты. Холодно в синеющих просторах Музыки, мятели и зимы. Бейся на настойчивых повторах, Бабочках таинственная тьмы! – Память навсегда запечатлела: Спящую царевну на снегу, Балерины бьющееся тело И тоску движенья: «не могу».

2

В ненастоящем времени, не тут, Растут несуществующие рощи. Там нам подобные живут. Они стремительней и проще. Сойдутся девы в хороводный круг И горестно, в смятении великом, Мольбы с заламываньем рук Возносят Каменному Лику. Но имя лику – Рок. И он горой Вздымается над мерным плачем тристе. И непокорен лишь герой, Нагой и в мускулах бугристых. Он пальцами впивается в гранит, Ломает ногти, напрягает спину: Повержен идол, и гудит Внизу падения лавина. По лаврам розами горит венок: Он в лоб герою тернии вонзает. И это снова – новый рок. Но этого герой не знает.

МАШИНА ВРЕМЕНИ

Арсению Ивановскому

В сине-черном сначала – ни зги. A потом колыхнется прилив, И прибоя белесый изгиб, И течений подводных извив. И оттуда большой и крылатый Негодует на путы и рвет Их с себя, но расплата – Это камень на грудь, это – гнет. И гнетут облака точно плиты, Слой за слоем ложатся и душат, И с волнами свинцовыми слиты Небеса и чуть видная суша. Нов потемках свобода – как молния, И – разгневанным громом в ответ. А глаза вдохновенья исполнены. Оттого что страдания – нет. Это – крылья огромные скованы… Это – рвутся они из-под бремени… Я крутил конденсаторы времени И случайно попал на Бетховена.

* * *

Тонкие ветки, серебряный иней. Свет неземной, заколдованный, синий. Жемчуг, сапфиры и бледный опал Светят в парче снеговых покрывал. Полной луной зачарованы ивы. Видно далеко-далеко с обрыва Черные тени на синем снегу, Празелень льда на речном берегу. Добела кем-то в выси накаленная, Выше и выше, в пространства бездонные, В сизую глубь уплывает луна. Слышно, как светом поет тишина.

ШЕСТВИЕ ГРОЗЫ

Рот земли пересох, Стал рассыпчатым мох, И стеклянное марево зноя Нависало завесой сквозною. Над овсом молодым Засинело, как дым. Поседело

у солнца косматого, Побледнела жара виновато. И раскрыла глаза Голубая гроза: Как взмахнет, как блеснет, да как ахнет, Как их тучи каленым запахнет! И, сорвавшись, как конь, В обомлевшую сонь, Закрутил и помчался клубами Дикий ветер далекими ржами. Преклонилась трава И шептала слова, А над ней, как чугун, и свинцово Набухало прорваться готовым.

* * *

Позабудь про людей, про их лица, Чтобы видеть единственный Лик: Капля с морем, – ты можешь с ним слиться, И увидишь: ты тоже велик. Уходи, и иди, и исчезни За крутыми излобьями гор. На тебя Седокосмое в бездне Устремит испытующий взор: Из-под сизых, насупленных – серным Ослепительно взглянет излом. И, как зверь черно-бурый, пещерный, Прорычит потревоженный гром. Ты увидишь на глинистых скатах, Остановленный быстрой рекой, Многоцветные славы закатов И ночной синезвездный покой. Ежедневное чудо восхода Для тебя одного совершат, Чтобы знал ты, что синему своду И светилам ты – названный брат. …………………………………………… Ранним утром туманы застелются, И, взглянув на седые поля, Ты услышишь, как грузно шевелится, Просыпаясь, земля.

* * *

Игрушкой хрупкой счастье наше В хрустальном ящике живет. Но черный ветер в окна машет И ночью плачет и зовет. Тогда грядущую потерю Определяет сердцу рок, Но сердце бьется и не верит, Пока не наступает срок. Ведь ты случайно сам забудешь Плотнее притворить окно, И ты нечаянно разбудишь Слепых причин глухое дно. И слишком тонкой нитью свяжешь Ты створки ставень за окном. А нить того, что будет, та же, Тонка и связана узлом. И он ворвется, ветер колкий, И хлопнет рамой, дернет нить… Игрушки хрупкой нет. Осколков Не собирай: не починить.

ИЗ ЦИКЛА «СТИХИ О ПОЭТЕ»

Воды холодного света С силою бьют с вышины. Льется в мансарду поэта Синяя зелень луны. Вот уж ты больше не юный. Вот отлюбил и затих. Холодом осени лунной Светит оброненный стих. День или год понемногу Канут, пройдут, – не вернуть… Длинной, пустынной дорогой Виден твой пройденный путь. Сон о чужом человеке – Прошлое. Это не ты. Что растерял, то навеки В лунных полях пустоты. Это – безжалостность света Полной осенней луны Льдом, засветившимся где-то, Льется в окно с вышины.

* * *

Я видел странный сон: в пещере, В зеленоватом сумраке, цвели Седого инея изогнутые перья И ледяные хрустали. Как свет луны молочно-синий, Как зелень бледная морских глубин, Холодной музыкой огней в аквамарине Струились переливы льдин. И в тишине из подземелий Оранжевым и острым языком Вздымался и плясал, как в бешеном весельи, Немого пламени излом.