Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
— Вот он уже второй раз оправдывает свою бездеятельность отсутствием приказа, — поднялся генерал от печки.
Возле печки тут же оказался майор. В печи загудело, затрещало, все щели ярко засветились пламенем.
— По плану командующего высота в вашей полосе? — спросил генерал.
Командир полка поспешно схватился за свою полевую сумку.
— Так точно. Для меня включительно.
Немного суетливее, чем следовало, он достал из сумки испещренный знаками лист карты, и они склонились над ним в тусклом
— Где же включительно? — выругался генерал. — На карте для вас исключительно.
— Так точно, исключительно, — поспешил подтвердить Гунько.
— Так что же вы путаете? Или вы не понимаете знака?
— Понимаю, товарищ генерал.
— Разгильдяи! — генерал отшвырнул карту. — Слишком о себе заботитесь.
Генерал страдальчески приложил руку к повязке.
— Надеюсь, товарищ генерал, ко мне это не относится? — не сдержался Волошин.
— Относится! — без промедления ответил генерал и шагнул к Волошину. — И к вам тоже относится! Вот мы разберемся, и будете завтра брать высоту штурмом. А то расположились мне, печки-лавочки.
Генерал уже сделал шаг к выходу, когда Волошин ответил:
— Судя по всему, высота шестьдесят пять ноль включительно для полосы соседней армии.
Генерал остановился. Его лоб под высоко надетой папахой резко белел в сумраке свежим бинтом.
— Ишь какой умник! Знает: соседней армии! А я вот нарезаю ее вам. А то, соседней! Вы знаете, где соседняя армия?
У черта на куличках соседняя армия. Жуковку еще не взяла.
— Тем более нам нельзя вырываться, — возразил Волошин. — Открытый фланг.
— За фланги беспокоишься. А ты бы побольше о фронте думал. О фронте! За фланги позаботятся кому надо.
— Я беспокоюсь за батальон, которым командую. А в батальоне и так семьдесят шесть человек на довольствии.
Генерал замолчал, засунув руки в карманы бекеши, прошагал к печке, назад к ящикам и остановился, задержав взгляд на робком огоньке фонаря.
— Командир полка, вы получили пополнение?
— Так точно. Сегодня в конце дня.
— Пополните его батальон!
— Так точно!
— Мне нужны еще командиры, — с упрямой настойчивостью сказал Волошин. — У меня только один штатный командир роты. Недостает двенадцати командиров взводов. У меня у самого нет заместителя по политчасти — выбыл в госпиталь.
Поддерживающая батарея артполка сидит без снарядов.
Наступило молчание. Командир полка, расслабив в колене ногу, продолжая стоять перед генералом, у которого все ниже на глаза оседали его тяжелые косматые брови.
Где-то на поверхности снова громыхнули взрывы, но в этот раз дальше, чем прежде; генерал настороженно вслушался, и, как только эхо разрывов смолкло вдали, спросил у Гунько:
— Вы на лошади?
— Так
— С коневодом? Одну лошадь дадите мне. Поедем в штаб.
— Так мне готовиться к атаке? — грубовато спросил Волошин Гунько.
Гунько, в затруднении сморщив лоб, повернулся было к Волошину, потом к генералу, натягивающему на руки перчатки.
— Вот разберемся, и получите приказ, — ответил тот.
— Уже почти двадцать два часа, товарищ генерал, — посмотрев на свои часы, продолжая Волошин. — В случае чего, когда же мне готовиться?
— Надо быть всегда готовым, товарищ комбат! — сказал генерал.
Но не все еще кончилось для Волошина.
Протянув руку к палатке над входом, генерал вдруг остановился.
— За отсутствие дисциплины в батальоне и эти штучки санитарного инструктора объявляю вам выговор, комбат. Вы слышали?
— Есть! — выдавил Волошин.
Генерал еще раз посмотрел на Волошина и вдруг будто случайно увидел у стенки Джима.
— А собачку мы вашу заберем. Вам она ни к чему, командуйте батальоном. Крохалев!
Палатка на выходе приподнялась, и в землянку влез боец в бушлате.
— Крохалев, возьмите пса!
Боец не очень решительно сделал два шага вперед и с протянутой рукой наклонился к Джиму. Пес угрожающе насторожился и вдруг с такой яростью гавкнул, что Крохалев в испуге отскочил к порогу.
— Что, не идет? Комбат, а ну, дайте своего человека! Волошин молчал. Волошин смотрел на Джима. Генерал ждал. Пауза затягивалась.
Гунько деланно встрепенулся от возмущения:
— Вы слышали приказ? Где ваши бойцы? А ну там, в траншее, живо!
В землянку ввалился Чернорученко, за его спиной выглядывал Гутман.
— Берите собаку! Живо! — приказал Гунько.
— Гутман, возьмите Джима! — кивнул ординарцу Волошин.
— Куда? Это наш Джим. Куда его брать?
— Прекратите разговор! — не выдержав, сорвался Волошин. — Берите!
Обескураженный холодной неумолимостью комбата, ординарец недоуменно пожал плечами:
— Гм! Мне что! Я выполню… Джим, ко мне!
Пес доверчиво подался Гутману, и тот взял его за ошейник. Джим смотрел на хозяина. Волошин отвел взгляд в сторону.
— Вот так! — удовлетворенно сказал генерал, — Проводите к штабу, товарищ боец…
Генерал, а за ним вся свита покинули землянку…
Уголок палатки вверху над входом завернулся, и из щели в землянку пробивался слабый свет серого, блеклого дня.
Как ни прислушивался Волошин — наверху ни звука, словно все вымерло или сбежало куда-то. Даже немец не огрызается, молчит. И в этой настороженно-пугающей тишине мысли приходили такие же…
«Эх, Джим, Джим!.. Предал тебя твой хозяин… А потому что на поверку вышло, что у твоего хозяина рабская душа…