Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
— Позвольте, я доложу командиру дивизии, — не унимался ветврач. — Я прошу не начинать атаки до моего доклада комдиву.
— Это не ваше дело, — сказал Гунько и спросил, пренебрежительно полуобернувшись, Волошина: — Командиры рот на местах?
— Кроме командира восьмой, который убит, — мрачно сказал Волошин. — И в роте не осталось ни одного среднего командира.
— А тут где-то Круглов был, — вспомнил замполит.
— Я здесь, товарищ, майор, — послышалось издали от входа в блиндаж.
— Вот он и заменит комроты, — решил Миненко.
— Круглов, принимайте роту. И батальон — вперед!
Явно довольный
Штабисты тоже ушли, и последним с некоторой нерешительностью выбрался из траншеи ветврач. Он был озабочен и, ни с кем не простившись, побрел следом за всеми…
«Не знаю, может быть, я не очень строгий судья над собою, — рассуждал Волошин в холодном одиночестве землянки, — но убей меня, не нахожу своей вины, которая привела к такому позору… За что он на меня взъелся?.. Теперь даже трудно припомнить, с чего все началось… Наверно, с какихто досадных мелочей. А может, и не с мелочей, даже просто мы были слишком разные люди… чтобы длительное время сосуществовать в согласии… Только вчера поздравляли с наградой, а сегодня уже отстранен от командования. Обидно! Может быть, в какой другой обстановке я бы даже вздохнул с облегчением, избавившись от гнетущего бремени ответственности, а тут я вздохнуть не могу… Потому что даже если меня никогда больше не вернут к своему батальону и начисто отрешат от его судьбы, все равно я не смогу так просто и вдруг выбросить из своей души эту сотню людей. Только с ними я могу оставаться собой, командиром и человеком… без них я потеряю в себе все… что мне делать? Я же лишен всякой возможности, от всего отстранен. Он не назначил меня даже командиром роты, а просто выставил из батальона… Выходит что я могу только ждать, когда батальон возьмет высоту или весь останется на ее склонах?..»
Вдруг он снова услышал голоса. Сперва Маркина, потом, кажется, Гутмана. О чем-то торопливо и неразборчиво они переговаривались, еще подходя, потом остановились, и Маркин спросил:
— У кого ракетница?
— У комбата была, — ответил Гутман.
— Принесите ракетницу, — приказал Маркин.
Волошин почему-то торопливо стал вытаскивать из-за портупеи ракетницу, достал из кармана несколько сигнальных патронов, и когда в блиндаже появился Гутман, он все это молча сунул в протянутые руки ординарца.
Теперь он стал внимательно прислушиваться, что происходит там.
Он услышал, как сильно загремело в отдалении, залпом ударила артиллерия, земля за спиной его содрогнулась, посыпался песок в углу блиндажа, и он, не замечая, в нервном напряжении стал вслух комментировать происходящие там события. По поводу первого залпа артиллерии он сказал:
— Это в стороне совхоза… Наверно, начали артподготовку первый и второй батальоны…
Посмотрел на свои часы. Было ровно десять.
— Вот-вот должен подняться и мой…
Артиллерийская канонада тем временем превращалась в сплошной отдаленный грохот, звучно треснули знакомые разрывы бризантных. Он прислушался и прокомментировал заинтересованно:
— Наверное, немецкая батарея, которая измывалась над нами, перенесла огонь на тот фланг полка. Теперь там у совхоза батальонам не сладко… но для моего батальона в этом, может, спасение… Если без
Снова прислушался, обеспокоенно…
— Почему медлит Маркин?..
Тут же он услышал несколько приглушенных команд.
— Это в цепи восьмой… значит, батальон поднялся… Ну, верно, на этот раз без артподготовки. У Павла с десяток снарядов… Напряженно вслушиваясь во все, что происходило там, Волошин немного отошел от тягостных личных переживаний, весь устремленный вслед за ротами.
— Пока немцы молчат, но ждать осталось немного — восьмая уже наверняка преодолела болото и вышла к обмежку… значит, вот-вот должно грохнуть…
Как он ни ждал этих первых оттуда выстрелов, грохнули они неожиданно, и он даже вздрогнул, услышав в слитном отдаленном грохоте четкий сдвоенный залп.
— Так… мины по нашим! Началось!
Земляной пол блиндажа качнулся, большой мерзлый ком с бруствера упал и разбился и его куски подкатились под палатку, прикрывающую дверь. Тотчас раскатисто залились пулеметы.
Не тронувшись с места, Волошин замер на смятой соломе.
— Строчат по всей высоте. Неужто ребята залегли?..
Все шесть, наверно, раскрылись. Теперь бы Иванову начать расправляться с ними… в самый раз… Но чем? Десятком снарядов?..
Замерев в блиндаже, Волошин внимательно вслушивался в беснующийся грохот боя. ДШК открыли огонь и вдруг все разом смолкли.
— Почему смолкли ДШК? Это мне не нравится…
Вдруг в коротенькой паузе между взрывами он услышал крики.
После паузы крик-команда повторилась. Еще и тревожней… Не в состоянии больше вынести свою отрешенность, Волошин выскочил из блиндажа…
Сперва он бежал вперед не пригибаясь, выхватывая опытным командирским взглядом из обстановки боя главное — распределение сил рот в данную минуту.
Левый фланг, видел он, где наступала седьмая, явно потерял боевой порядок и часть бойцов, скученно перебегая по склону, устремилась назад, к болоту. Некоторые из них уже достигли кустарника и торопливо исчезали в нем, сопровождаемые минными разрывами.
Восьмая, перешедшая через болото, кажется, уже залегла под знакомым обмежком…
Девятая справа, передвигаясь в редком кустарнике, вроде пыталась еще наступать.
Волошин бросился навстречу отходившей седьмой… Слегка пригибаясь, он бежал в кустарнике под раскатистым громыханием взрывов. Один раз его сбило с ног недалеким разрывом. Он упал. Вскочив, едва не столкнулся с бойцом, бегущим навстречу, и Волошина передернуло от одного растерзанного вида бойца. Волошину сперва показалось, что боец ранен, так бледен он был, но увидев, как тот проворно метнулся в кустах под нарастающим визгом мин, капитан понял, что это от страха. Тогда, остановившись, он негромко, но властно крикнул:
— А ну, стой! Стой!
Рядом грохнул взрыв, обдав обоих хлюпкой болотной жижей. Волошин упал, распластался за кустом и боец. Но не успело опасть поднятое в воздух облачко, как боец подхватился и с завидным проворством бросился прочь. Капитан выхватил пистолет.
— Стой! Назад!
Он выстрелил подряд два раза над его головой, боец присел, жалостно, с невысказанной тоской в глазах оглянулся.
— Назад! — крикнул Волошин, взмахнув в сторону высоты пистолетом. — Назад! — и снова выстрелил поверх головы бойца.