Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
И вдруг оттуда ударили пулеметы, атакующие один за другим стали падать.
Почуяв на бегу, как густо зазвыкали вокруг него пули, Волошин торопливо развернул пулемет и тоже упал, прикрываясь покоробленным его щитом. Стаскивая с плеча тяжелую, с патронами, ленту, он увидел появившегося откуда-то лейтенанта Круглова, который на четвереньках, что-то крича, быстро переползал к нему.
— Товарищ капитан!.. Товарищ капитан, вон видите?.. Вон зараза, из-за бруствера…
Волошин уже увидел заливавшийся на бруствере пулемет, наводчик которого тоже, наверно, заметил
Не успев еще поднять предохранитель, Волошин передернулся, как от ожога, оглушенный стремительным треском осыпавшей его пулеметной очереди. Однако погнутый, искромсанный осколками щит ДШК спас его. Очередь сыпанула дальше по наступающим, и он, передернув затвором, длинно ударил по пулемету, злорадно ощущая, как его разрывная очередь сметает с рыхлой земли все, что было на бруствере.
Когда он расслабил на спуске онемевшие от усилия пальцы, пулемета там уже не было, лишь что-то пыльно серело неживым бугорком.
— Рота! — вскочив, хрипло закричал Круглов. — Рота, вперед!
Волошин, глянув в сторону, увидел, как вскочившие неподалеку несколько бойцов побежали вслед за комсоргом к траншее, кто-то, не добежав, упал, но кто-то уже взметнулся на бруствере и тут же исчез в траншее.
Огромное напряжение, столько времени томившее Волошина, вдруг разом спало от одной облегчающей мысли, которая вырвалась в слове:
— Зацепились!
И Волошин поднялся, чтобы бежать к траншее…
Полтора десятка бойцов, оказавшихся на стыке седьмой и восьмой рот, ворвались в траншею.
Весь в горячем поту, волоча за собой пулемет, Волошин заметил, как поодаль в траншее мелькнули немецкие каски, несколько раз глубинным подземным грохотом ухнули ручные гранаты, но когда он вскочил на разрытый ногами и засыпанный гильзами бруствер, в траншее уже все было кончено.
Он с облегчением спрыгнул в свежую, еще не утратившую сырого земляного запаха траншею, соображая, где бы приткнуться с громоздким пулеметом, который, по-видимому, надо было протащить дальше, куда побежали бойцы.
Оглянувшись, он увидел бегущего по стерне молодого бойца в новой шинельке и остановился, поджидая его, как откуда-то сверху, с невидимой отсюда позиции, звучно и грозно ударили размеренные очереди. Боец, не добежав двух десятков метров до бруствера, рухнул на землю. Следующее мгновение очереди явно пронеслись у Волошина над головой, он инстинктивно присел, схватившись руками за ручки ДШК, но отсюда не было видно за нарытым на гребне бруствером, откуда бил этот немецкий крупнокалиберный.
Бил, однако, он здорово — настильно по склону, во фланг восьмой, несколько человек которой, не добежав до траншеи, беспомощно распластались на стерне. Другие начали торопливо отползать под спасительную защиту едва приметного бугорка сзади.
И тотчас вверху густо и пронзительно взвыли немецкие мины, кучно легшие пыльными взрывами поперек склона, затем по подножию высоты, по болоту.
Волошин скатил пулемет пониже, на бровку, вперев казенник в противоположную стенку траншеи…
— Та-ак,
Сохраняя выдержку, он опустился на дно траншеи и под вой и грохот разрывов свернул цигарку…
— Что ж получается?.. Выходит, батальон разорван на три части, и бой от этого, естественно, усложнился… Теперь определить его исход не сможет и сам господь бог!.. Bо всяком случае тем, кто ворвался в траншеи, будет несладко… И сколько нас здесь, неясно…
Он только раз затянулся, как повыше в траншее послышались непонятные крики и близкая автоматная очередь стеганула сверху по брустверу.
— Похоже, нас начинают отсюда вышибать? — сказал он, бросая окурок. Выдернув из кобуры пистолет, Волошин выждал четверть минуты и, пригибаясь, побежал по зигзагообразным изломам траншеи.
На втором или третьем повороте он наскочил на присевшего бойца с примкнутым к винтовке штыком. Тот напряженно вглядывался вперед, откуда доносились крики и треск автоматных очередей. Несколько пуль разбили землю на бруствере, обдав их песком и пылью.
— Что там? — спросил Волошин.
Боец пожал плечами, держа наготове винтовку, сам, однако, не торопясь подаваться вперед, и Волошин крикнул ему:
— Давай назад, к пулемету!
Они с трудом разминулись в тесной траншее, на дне которой он с брезгливостью переступил через убитого, в распахнутой шинели немца, и на очередном повороте едва не угодил под густую очередь вдоль траншеи, успев, однако, отшатнуться за выступ.
Откуда-то спереди на него налетел лейтенант Круглов.
— Что такое, лейтенант?
— Дрянь дело, комбат! Жиманули обратно…
— Спокойно! — сказал Волошин, перегораживая траншею перед выскочившим следом бойцом, по щеке которого лилась на воротник кровь. — Спокойно. А ну, гранаты! Гранатами — огонь!
Боец что-то возбужденно кричал, поминая какого-то Лешку и машинально вытирая плывшую из разбитого виска кровь, по дальше не побежал, сорвал с брезентового ремня гранату и, матерно выругавшись, швырнул ее вдоль траншеи. Когда она грохнула за поворотом, спереди из-за колена выскочили еще двое, и в одном, что был без шинели, в измятой неподпоясанной гимнастерке, Волошин узнал Чернорученко.
— Чернорученко, ты что? Где Маркин?
Чернорученко вскинул на него недоумевающий взгляд и отвернулся.
— Там, — бросил он и, подхватив винтовку, выстрелил по траншее дважды. Туда же ударил из пистолета Круглов.
— Так. Отсюда ни шагу! — начинал чувствовать обстановку Волошин. — Отсюда ни с места. Вы поняли?
— Так точно, товарищ комбат, — сказал Чернорученко, перезаряжая винтовку.
— Да, положеньице! — сказал Круглов, стоя на одном колене в траншее.
Все держали оружие наизготовку. Первым возле излома стоял, пригнувшись, боец с окровавленной щекой, за ним Чернорученко. Волошин оглянулся, ища взглядом кого-нибудь сзади, и увидел лишь одного бойца из вчерашнего пополнения, глаза которого на смуглом лице смотрели удивительно спокойно, почти бесстрастно, будто все, что происходило вокруг, было для него делом давно привычным.