Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
— А ну, пошли к старосте.
Они пролезли под жердь в изгороди, пересекли огород и вошли во двор старосты. Рыбак легко открыл дверь в сени и в темноте нащупал дверь в хату.
В хате тускло горела коптилка, за столом сидел седовласый, но крепкий еще старик в накинутом на плечи полушубке и читал книгу.
— Добрый вечер в хату, — поздоровался Рыбак.
Старик оторвал взгляд от книги, сдержанно ответил. Сзади Сотников неумело пытался закрыть дверь, и Рыбак,
— Ты здесь староста?
— Староста, ну, — ровным, без испуга или подобострастия голосом ответил старик. Рыбак снял с плеча карабин.
— Догадываешься, кто мы?
— Не слепой, вижу, коли с оружием. Но ежели за водкой, то нету. Всю забрали.
Рыбак переглянулся с Сотниковым.
— Мы не полицаи, чтоб требовать водки.
Староста промолчал, подвинул к краю стола опрокинутую миску с коптилкой.
— Если так, садитесь.
— Ага, садитесь, садитесь, детки, — заговорила вышедшая из-за занавески женщина, очевидно, хозяйка дома. Подхватив скамейку, она поставила ее возле печи. — Тут будет теплее. Наверное же, намерзлись. Мороз такой!
— Можно и присесть, — сказал Рыбак и кивнул Сотникову. — Садись, грейся.
Сотников тотчас опустился на скамейку, прислонился спиной к побеленному боку печи. Рыбак, расстегнув полушубок, прошелся по избе, заглянул за занавеску.
— Там никого, детки, никого нет, — следя за ним взглядом, сказала хозяйка.
— Что, одни живете?
— Одни. Вот с дедом так и коптим свет, — печально отозвалась женщина. — Может, вы поели б чего? Наверно ж, голодные. Ведома ж, с мороза да без горячего.
Рыбак потер озябшие руки.
— Может, и поедим? Как думаешь? — с деланной нерешительностью обратился он к Сотникову.
— Вот и хорошо. Я сейчас… Капусточка вот теплая еще. И это… может, бульбочки сварить?
— Нет, варить не надо. Некогда.
Староста, облокотясь на стол, сидел в прежней позе. Над ним в углу над полотенцем темнели три иконы, в простенке висела застекленная рамка с фотографиями. Рыбак подошел к фотографиям.
— Значит, немцам служишь?
— Приходится, — вздохнул старик. — Что поделаешь.
— И много платят?
— Не спрашивал. И не получал. Своим обхожусь.
Среди нескольких различных фотографий в рамке Рыбак рассмотрел молодого парня в военной форме со значками на гимнастерке.
— Кто это? Сын, может?
— Сын, сын. Толик наш, — ласково подтвердила хозяйка.
— В полиции, наверно?
Староста поднял нахмуренное лицо.
— На фронте. Красноармеец он.
— Так, так, — сказал Рыбак и повернулся к старику. — Опозорил ты сына!
— Опозорил, а как же! — подтвердила хозяйка. — И я ж ему о том твержу каждый день.
— Не твое дело! — прикрикнул на нее старик и повернул лицо к Рыбаку. —
— Да-а, — неопределенно протянул Рыбак.
Хозяйка тем временем накрыла на стол, поставила миску со щами, положила краюшку хлеба.
— Вот, подмацуйтесь немного.
Рыбак, не снимая шапки, полез за стол.
— Давай, садись, — бросил он Сотникову, и тот, едва держась на ногах, пересел к столу.
Он чувствовал себя все хуже, едва превозмогал озноб, все время донимал кашель. Щи показались безвкусными, хотелось покоя, и он скоро положил ложку на стол.
— Почему же ты не ешь? Может, брезгуете нашим? — заговорила хозяйка. — Может, не догодила чем?
— Нет, спасибо. Я не хочу, — тихо сказал Сотников и пересел ближе к печи, зябко пряча в рукава тонкие кисти рук.
Рыбак удобно остался за столом и, защемив меж колен винтовку, быстро доел щи.
— Так. Хлебушко я приберу. Это на его долю, — кивнул он в сторону Сотникова.
— Берите, берите, детки, — согласилась хозяйка.
Рыбак скосил взгляд в сторону на старосту, который все сидел за столом над книгой.
— Книжки почитываешь?
— Что ж, почитать никогда не вредит…
— Советская или, может, немецкая?
— Библия.
— А ну, а ну! Что за библия? Никогда не видал. Подвинувшись, Рыбак повертел в руках толстую книгу, полистал страницы.
— И плохо, что не видал, — сказал староста. — Бо не мешало и почитать.
Рыбак решительно захлопнул книгу и нахмурился.
— Это уже не твое дело. Не тебе нас учить. Ты — немцам служишь, поэтому для нас враг.
— Это еще как посмотреть, — сказал старик. — Своим я не враг.
Рыбак выбрался из-за стола, расставив ноги, остановился посреди избы.
— Что, может силой заставили? Против воли?
— Зачем силой! Силой тут не заставишь.
— Значит, сам?
— Как сказать. Вроде и так.
Рыбак помедлил, что-то обдумывая, и решительно кивнул головой в сторону двери.
— Так! Пошли!
Вскинув руки, к нему бросилась старостиха.
— Ой, сыночек, куда же ты его? Не надо! Пожалей дурака. Старик он, по глупости своей…
Староста тем временем вылез из-за стола, надел в рукава тулуп.
— Замолчи! — сурово приказал он жене, и та враз умолкла. — Что ж, ваша воля. Бейте! Не вы, так другие. Вон, — он коротко кивнул на простенок. — Ставили уже, стреляли.
Рыбак посмотрел на стену, в которой чернели отверстия от пуль.
— Кто стрелял? Наши?
— В тот раз полицаи. Водки требовали.
— Нам водки не надо… Корова есть?
— Есть пока что.
— А ну пошли.
Староста надел снятую с гвоздя шапку, Рыбак закинул за плечо карабин и кивнул Сотникову:
— Погоди пока.