Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
Ну вот, кажется, он и дошел до того рубежа, за которым хода уже не будет. Тут ему придется сдать свой последний экзамен за жизнь, показать, на что он способен. Конечно, решимости у него хватало, но вот как быть, если не хватит выдержки и простой физической силы?
Сотников начал кашлять, никак не в состоянии откашляться, и не заметил, как в комнату вошел человек. Он только увидел рядом его тщательно начищенные сапоги и, кашляя, поднял голову.
Перед ним стоял интеллигентного вида мужчина
— Кто это вас? Гаманюк? Ах, подлец! А ну, Гаманюка ко мне! — крикнул он в коридор, и тотчас на пороге, лихо щелкнув каблуками, появился Стась.
— Слушаю!
— Почему опять грубость? Почему на пол? Почему без меня?
— Виноват! — вытянулся Стась.
— Вас что, не инструктировали? Не разъясняли, как по германским законам надлежит относиться к пленным?
— Виноват! Исправлюсь! Виноват!
— Немецкие законы обеспечивают гуманное отношение ко всем, кто…
— Напрасно стараетесь! — выдавил Сотников.
— Что вы сказали?
— Развяжите руки. Я не могу так сидеть.
Полицейский помедлил, затем достал нож и разрезал ремень.
— Что еще?
— Пить.
— Гаманюк, воды!
Гаманюк выскочил в коридор, полицай кивнул на стул.
— Можете сесть.
Сотников поднялся и боком, отставив раненую ногу, сел на стул. Тем временем Гаманюк принес кружку воды, и он ее всю выпил. Полицейский прошел за стол.
— Ну, познакомимся. Моя фамилия Портнов. Следователь полиции.
— Моя вам ничего не скажет.
— А все-таки?
— Ну, Иванов, допустим.
— Не возражаю. Пусть Иванов. Из какого отряда?
— А вы думаете, я вам скажу правду? — помедлив, ответил Сотников.
— Скажешь, — убежденно произнес Портнов, поигрывая прессом. — Какое имели задание? Куда шли? Как давно агентом у вас эта женщина?
— Никакой она не агент. Мы случайно зашли в ее избу, забрались на чердак.
— Ну конечно! Случайно! Так все говорят. А к лесиновскому старосте вы тоже забрели случайно?
— Да, случайно, — после паузы ответил Сотников.
— Не оригинально! Вы же умный человек, а пытаетесь выехать на такой примитивной лжи. Придумайте что похитрее.
Это не пройдет.
Не пройдет — видимо, так. Но черт с ним! Будто он надеялся, что пройдет. Он вообще ни на что не надеялся, он только жалел несчастную, ни в чем не повинную Демчиху, которую он должен был выручить.
— С нами вы можете поступить, как вам угодно. Но не трогайте женщину. Просто ее изба оказалась крайней. А я не смог дальше идти.
— Где ранен?
— В лесу. Два дня назад.
— Не пройдет, — глядя в упор, объявил следователь. — Не в лесу, а на большаке этой ночью.
— А если я, например, подтвержу, вы отпустите женщину?
Вы можете обещать?
Следователь поднялся
— Я вам ничего обещать не обязан. Я задаю вопросы, а вы обязаны на них отвечать.
Сотников замолчал.
Широко распахнулась дверь, и в канцелярию быстрым шагом вошел шеф СД и полиции безопасности. Это худосочный, болезненного вида немец в черных перчатках, по обе стороны от него застыли два немецких солдата в жандармской форме.
Портнов, вытянувшись, отдал честь по-нацистски.
Шеф, небрежно ответив, сложенной плетью поднял подбородок Сотникова, который в упор, ненавидяще глядел на немца.
— Партизант?
— Бандит, гер обер-лейтенант, — шагнул вперед Портнов.
— Признавальсь? А?
— Не очень, господин шеф. Главное скрывает.
— Карошо допросить, гер Портноф. Корошо, крепко! Ви умель. Узнайт секрет — получиль медаль, плёхо узналь — полючил, как ето… Ди шлинге — айн петля. Понималь, гер Портноф?
— Понимаю, господин шеф.
— Карошо помниль?
— Хорошо запомнил.
— Ди шлинге — петля. Таков слюжба. Пардон.
— Я честно. Я постараюсь.
— Гут! — сказал немец и быстро вышел в дверь. За ним исчезли жандармы. Портнов прошелся по канцелярии.
— Слыхал? Петлей угрожает. Но я не намерен за тебя пропадать.
— Каждый пропадает за себя, — сказал Сотников.
— Ты мне брось эту агитацию! — повысил голос Портнов. — Я уговаривать не намерен. Если мне петля, то тебе будет хуже. Итак, назовите отряд! Его командира. Связных.
Количественный состав. Место базирования.
— Не много ли вы от меня хотите?
— Куда шли?
— Мы заблудились.
— Не пройдет. Ложь! Даю две минуты на размышление.
— Не утруждайтесь. Наверно, у вас много работы.
Морщинистое лицо следователя зло передернулось.
— Жить хочешь?
— А что, может, помилуете?
— Нет, не помилуем. Бандитов мы не милуем. Расстреляем.
Но перед тем мы из тебя сделаем котлету. Фарш сделаем из твоего молодого тела. Повытянем все жилы. Последовательно переломаем все кости. А потом объявим, что ты выдал других.
Чтобы о тебе там, в лесу, не шибко жалели.
— Не дождетесь. Не выдам.
— Не выдашь ты — другой выдаст. А спишем все на тебя.
Ну как?
Сотникову становилось плохо. Лицо его покрывалось испариной. Он удрученно молчал.
Ясно, это не пустая угроза — они это могут. Гитлер освободил их от совести, человечности, элементарной житейской морали, их звериная сила оттого, конечно, увеличилась. Он же оставался человеком, обремененным многими обязанностями перед людьми и страной, возможности изворачиваться у него были совсем малые. Да, их силы в этом поединке оказались неравными, все преимущества были на стороне следователя. Но у него оставалось последнее — это его решимость, с которой и надлежало стоять за себя.