Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
Вдвоем они вышли из хаты.
Как только дверь за ними захлопнулась, хозяйка метнулась к порогу.
— Ой, божечка! Куда же он его? За что? Ой, господи!
— Назад! — хрипло приказал Сотников, вытягивая поперек ногу.
Хозяйка отпрянула, все всхлипывая, прислушиваясь к звукам извне. Сотников сидел, чувствуя себя очень скверно.
— Сыночек, дай же я выйду. Дай гляну, что они там…
— Нечего глядеть.
— Он же его застрелит.
— Надо было раньше о том думать.
— Сыночек,
— А его не боятся?
— Ну что ты, сынок! Он же тутошний, деревенский, его же тут все знают. Это ж как получилось! Пришел приказ: старост в район вызывают. А у нас никакого старосты. Вот мужики и упросили. Говорят: ты в ту войну у них в плену был, норов их знаешь. А то еще Будилу поставят — беда будет.
— А с ним — рай? Не беда?
— Сыночек, всякое бывает. С него тоже ведь требуют. То полицаи, то немцы. Каждый божий день грозятся, кричат, наганом в лоб тычут, к стенке вон ставят…
Всегда и на все есть причины. Причины на измену тоже. И на нее оправдание. Каждое преступление ищет себе оправдание. Но в этой жестокой борьбе с фашизмом Сотников не хотел принимать во внимание никакие причины и никакие оправдания, потому что надо было победить вопреки всем причинам и всем оправданиям.
Сотников попытался подняться, но его так повело по хате, что он едва не упал. Хозяйка поддержала его, он подобрал с пола выпавшую из рук винтовку.
— Фу, черт!
— Сынок, да что же это с тобой? Да ты же больной. А божечка! В жару весь! Тебе же лежать надо… Подожди, я зелья заварю скоренько.
— Не беспокойтесь! Ничего не надо.
— Как же не надо, сынок? Ты же хворый, разве не видно? Если, может, некогда, то я дам малинки сухой. Может, заваришь где да попьешь. А еще вот зельечка…
Она шмыгнула в запечье, вынесла ему что-то в мешочке, но он отстранил ее руку.
— Ничего не надо.
— Это как же не надо? Ты же больной…
— Не хватало еще у немецкого прислужника лечиться.
Женщина умолкла, на ее немолодом лице отразились укор и страдание.
— Разве он прислужник! Боже, боже!
В это время застучала дверь, и на пороге появился староста.
— Там товарищ зовет.
Сотников встал и, пошатываясь, вышел на крыльцо. Во дворе стоял Рыбак, у его ног на снегу лежала черная тушка овцы.
— Так. Ты иди. И прикрой дверь, — сказал Рыбак вышедшему следом старосте. Тот послушно скрылся в сенях, плотно закрыв за собой дверь.
— Что, может, прихлопнем? — тихо сказал Рыбак. Сотников махнул рукой.
— А, черт с ним! Переполох поднимать…
Сильным рывком Рыбак вскинул на плечо овцу и пошагал за угол сарая.
Сотников потащился следом.
По
Выйдя в поле, Рыбак сбросил на снег овцу, снял с плеча карабин. Подождал, пока его догонит напарник.
— Ну как?
— Да так. В стороны водит. Как пьяного.
Рыбак всмотрелся в товарища.
— Слушай, какого черта ты шел! Те двое отказались, а ты, больной, — не отказался.
— Потому и не отказался, что те отказались.
Рыбак, устало дыша, посмотрел в ночь.
— Чудак! Ну ладно. Потопали. Теперь нам перейти поле, речку, а там и лес. Там мы, считай, дома… Стой! Что это?
Что-то послышалось в ветряной ночи, Рыбак вслушался, а потом и различил какое-то движение вдали. Похоже, по недалекой дороге быстро ехало двое саней.
— Вот черт! А ну скорее! Бегом!
Рыбак забросил за спину ношу и с места пустился в поле. За ним шатко потрусил Сотников.
Они шли, бежали, едва справляясь с дыханием, и когда, казалось, уже вот-вот должны были скрыться за пригорочком, с дороги донеслось требовательное:
— Эй-й! А ну стой!
— Бегом! — негромко скомандовал Рыбак и еще быстрее припустил по снегу.
— Стой! Будем стрелять! Стой!.. — донеслось им вдогон.
Не оглядываясь, с овцой на плечах, Рыбак бежал. Спустился с пригорка, перебежал лощину, достиг кустарника. Сзади началась стрельба, Сотникова поблизости не было.
Весь мокрый от пота, Рыбак забежал в кустарник. Нерешительно прислушиваясь к выстрелам сзади, минуту пробирался в кустарнике. Но вот выстрелы затихли, и это озадачило Рыбака. Держа на плечах овцу, он остановился, и что-то противоречивое отразилось не его лице. Потом опять побежал, но когда сзади донесся звук выстрела, он остановился. После следующего выстрела он бросил на снег овцу и быстро пошел по своему следу назад.
Сотников вяло бежал с пригорка, далеко отстав от Рыбака, который уже был в низинке. Но вот он упал в снег, оглянулся. Сзади догоняли, голоса в сумерках раздавались совсем близко, и он выстрелил.
Потом, опираясь на винтовку, он встали снова, шатаясь, побежал по склону вниз. Впереди уже стал виден кустарник. Но еще не добежав до него, Сотников вздрогнул: сзади разом прогремели три выстрела, и он почувствовал, что ранен.
Несколько шагов он еще бежал, сгоряча не чувствуя боли, но нога все тяжелела, и наконец он рухнул на снег.
Его настигали, сзади опять раздались голоса, и он, дослав в патронник новый патрон, выстрелил. Они там, на склоне, остановились и начали стрельбу по нем. Он лежал, припав щекою к прикладу. Одна пуля ударила ему под локоть, обдав лицо снегом, другая прошла над самой головой. Он ждал.