Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
Ротный стоял и слушал торопливый говорок своего ординарца, который указывал рукой на овраг.
Климченко шел к ним, волоча за собой автомат. Но то, что он увидел в следующий момент, заставило его остановиться — из оврага поднимался офицер в белом полушубке в сопровождении двух солдат из комендантского взвода.
— Особый отдел, — сказал сзади Голанога.
Солдаты, бежавшие вместе с Климченко в эту стихийную атаку, остановились за его спиной.
Орловец о чем-то говорил с офицером в белом полушубке.
Тот отстранил
— Солдат прошу разойтись!
Но никто не сдвинулся с места.
— Лейтенант Климченко, отдайте оружие.
— Постойте, — бросился к особисту Орловец, — мы сами разберемся — у нас через десять минут атака…
— Трибунал решит без нас…
— А ты человек? Ты что, сам не соображаешь? — вновь разгорелся ротный.
— Взять его! — приказал офицер солдатам.
Те нехотя вышли вперед и остановились — солдаты взвода Климченко окружили своего командира.
— За что? — крикнул он, стараясь протиснуться сквозь их плотный строй к особисту. Но солдаты его не пускали.
— За что? За что? — кричал он.
— Уходите! Я здесь командир! — преградил офицеру дорогу Орловец.
Офицер, говоривший до этого строго и по-казенному, вдруг взвизгнул:
— Порядка не знаешь? Сдать оружие!
И, стараясь оттолкнуть Орловца с дороги, он ухватил его за погон, нитка лопнула, пуговица отскочила, и погон оказался в руке особиста.
Оскорбленный Орловец начал судорожно расстегивать кобуру. Но в это время между ними стали солдаты.
В небе гулко прошелестели снаряды и разорвались на высоте.
— Атака! Все по местам! — заорал Орловец.
— Ты еще за это ответишь! — с глухой яростью проговорил офицер и, вздрогнув от очередного залпа, повернулся и пошел к оврагу. За ним потрусила его охрана.
— И отвечу! — не поворачивая головы, твердо проговорил Орловец.
Перед ним стоял только Климченко.
— Пойдешь в атаку? — спросил ротный.
— Пойду!
— В таком виде?.. Ну, брат, быстро!.. Приказ знает Голанога. Лейтенант быстро, по-военному повернулся через левое плечо и, сверкая голыми пятками, побежал в гору, к траншеям.
— Советский командир, — с улыбкой сказал Орловец и потом твердо добавил: — Советский! — и пошел вслед лейтенанту.
Высота была укутана разрывами снарядов.
Рота поднялась и плотной волной пошла в атаку с криком:
«Ура!». Вместе со всеми бежал Климченко.
А кругом его — солдаты, которых сегодня не остановишь.
На земле видна тень бегущего человека. Слышно его простуженное дыхание и стук многих солдатских сапог. Перед его глазами мелькают — прошлогодняя стерня, немецкая каска, брошенная винтовка. И вдруг — лихорадочный стук пулемета и разрывы пуль, надвигающиеся на тень бегущего, и слова сознания: «Упасть! Упасть! Нет, нет! — отпрыгнуть в сторону…» И стон хриплый, утробный.
Камера, словно повторяя движения человека, резко склоняется к его босым ногам, потом — к животу, и мы видим — из-под скрещенных рук появляются струйки крови.
Так он медленно падает
Он видит свои босые ноги, а за ними — и небо, и быстро разрастающееся облако, и показавшееся на мгновение солнце, которое плеснуло ему светом в глаза. И сразу наступила темнота.
Он лежит в поле. Молодой красивый парень, в выгоревшей гимнастерке, с оборванными погонами, с вывернутыми на груди карманами. Слева видна дырочка и темный силуэт ордена Красной Звезды. Подпоясан он солдатским немецким ремнем с пряжкой. Темные пятна расплывшейся крови на животе. Он бос, на ногах — весенняя грязь.
Лицо его мертво.
Слышна песня жаворонка.
И, словно поднимаясь вместе с птицей над полем, мы видим, что не только Климченко был убит в этом бою. Их много. Все они лежат головами к высоте и напоминают издали неубранные с осени снопы.
В поле, среди павших в бою, ходят санитары с носилками. Пятеро солдат также ищут кого-то.
Вот они остановились возле Климченко.
Камера все ниже и ниже опускается к ним.
Один солдат встал на колени и приложил голову к груди лейтенанта. Потом сказал что-то солдатам. Они медленно снимают каски. Почтив так память своего командира, они сбрасывают с себя плащ-палатки, расстилают их одну на другой и, встав на колени, осторожно перекладывают Климченко.
Они берутся за концы этого нехитрого последнего солдатского ложа и, подняв убитого, медленно несут его в гору, на высоту, до которой он так и не успел добежать.
Мы видим удаляющихся от нас четверых солдат, пятый ждет в стороне, держа в руках автомат лейтенанта. Так они медленно уходят за склон, словно входят землю, за которую он и другие, что лежат в поле, отдали в этот день жизнь.
Последующие титры.
Конец.
[1965 г.]
Двое в ночи
Киносценарий по повести «Сотников»
Это древняя, как мир, история на тему о том, как один, спасая себя, погубил другого. Может, и не стоило бы вспоминать о ней, будь то заурядное в жизни отступничество, но тут рядом с расчетом и низостью соседствует также высокое понимание своего воинского долга и бескорыстная самоотверженность, о которых несправедливо забыть. Тем более что относятся они к одному из самых трудных и героических времен нашего недавнего прошлого, которому мы обязаны свободой и независимостью своей Родины.
Заснеженная лесная чащоба, разлапистые ели. Темень, в которой неярко поблескивает несколько догорающих костерков. Вокруг них в разных позах сидят и лежат партизаны: кто греет руки, кто подкладывает в огонь головешки. Несколько человек скорчившись лежат на лапнике. Изредка слышится кашель, хриплые, простуженные голоса.
У ближнего костерка, который вдруг разгорается ярче других, хлопочет Рыбак. Отстраняясь от дыма и морщась, он подкладывает в огонь остатки валежника. Напротив, покашливая и кутаясь в шинель, лежит, глядя на огонь, Сотников.