Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
«Кто разрешил?» — отец откладывает инструменты.
«И это… Он выстрелил…»
Ничего не сказав больше, отец встает и выходит из комнаты. Потом возвращается.
«Щенок! Какое ты имел право без разрешения прикасаться к боевому оружию? Как ты смел по-воровски лезть в комод?»
Отец долго еще отчитывает его и в заключение говорит:
«Единственное, что смягчает твою вину, так это твое признание. Только это тебя спасает. Понял?»
«Да».
«Если сам, конечно, надумал. Сам?»
Смешавшись,
«Ну и за то спасибо. Ступай».
Этот малодушный кивок на всю жизнь остался для него уроком. По крайней мере он понял, как поступать не надо и больше уже ни разу не соврал ни отцу, ни кому другому.
В камере начинало светать. Вверху послышались шаги, глуховато донеслись голоса, застучали двери. Открыв глаза и прислушиваясь, сидел под стеной Рыбак, напротив Демчиха. Петр и Бася — в углу под окном. На соломе тихо лежал Сотников. Никто не спал, все напряженно прислушивались к звукам извне.
Кто-то прошел возле самой стены, раздались громкие голоса:
— Да тут провод какой-то.
— А вожжа еще была. Вожжу посмотри.
— Что вожжа! Веревка нужна.
Рыбак насторожился — какая веревка? Зачем понадобилась веревка?
Вдруг на ступеньках послышалось движение, шаги многих ног — стало очевидно: шли к камере, за ними.
Вскоре широко растворилась дверь — на пороге появился Стась, за ним стояли еще двое.
— Генуг спать! — заорал полицай. — Отоспались! Выходи — ликвидация!
Все продолжали молча сидеть. Тогда Стась закричал еще более страшным голосом:
— А ну, выскакивай! Добровольно, но обязательно — в душу вашу мать!
Первым поднялся Петр, потом начала вставать Демчиха. С усилием заворошился на соломе Сотников. Рыбак, однако, опередил всех и, вскочив, быстро направился к выходу.
— Давай, давай! — Двадцать минут осталось! — понукал Стась. — Ну, а ты, одноногий? Живо!
— Прочь руки! — прохрипел Сотников.
— А ты, жидовка? А ну выметайтесь! Не хотела признаваться, будешь на веревке болтаться! Гэть, юда вшивая!!
Узники подавленно выбирались из камеры. Первым по ступенькам поднялся Рыбак. Во дворе он остановился. Здесь было полно немцев, которые куда-то собирались, заряжали оружие. Двое или трое возле сарая, подвесив на суку липы, свежевали овцу, и по белому пятнышку между ушей Рыбак сразу узнал ее. Это была овца старосты, брошенная им в кустарнике.
Рассматривая двор и немцев, рядом остановилась Бася, Демчиха. Поодаль с мрачной отрешенностью на старческом лице ждал Петр. Стась втащил по ступенькам Сотникова и бросил на снег. Тот сразу же начал требовать сиплым голосом:
— Ведите нас к следователю! Где следователь?
— Да, нам
— Отведем, а как же! — язвительно намекнул Будила. С веревкой наготове он шагнул к Рыбаку. — Руки!
Делать было нечего, Рыбак протянул руки, полицай ловко заломил их назад и стал вязать за спиной.
— Доложите следователю. Нам надо к следователю, — повернув голову, дрогнувшим голосом настаивал Рыбак.
— Поздно. Отследовались уже.
— Как это — отследовались? Позовите Портнова. Ну что вам стоит — люди вы или нет?
— Давай сюда следователя! — жестко требовал Сотников, которому тоже начали вязать руки.
На крыльцо из помещения тем временем выходило начальство — два полицейских чина в новенькой черной форме, пять или шесть немцев в фуражках, несколько человек в штатском. Немцы во дворе притихли. Кто-то торопливо сосчитал сзади:
— Раз, два, три, четыре, пять…
— Ну, все готово? — спросил кто-то с крыльца. Первым шагнул на ступеньки шеф СД с маленькой кобурой на поясе. Во дворе еще никто не ответил, как в наступившей тишине хрипло выкрикнул Сотников:
— Начальник, я хочу сделать заявление.
Шеф обернулся к Портнову, который шел следом.
— Что есть такое — заявление?
— Это есть ерклёрунг — просьба, — пояснил Портнов.
— Я хочу сообщить, что из всех я один партизан. Ночью я ранил вашего полицая. Тот, — Сотников кивнул в сторону Рыбака, — тут оказался случайно. Остальные ни при чем вовсе. Берите меня. Одного.
Немцы и полицаи на крыльце умолкли. Все уставились в Сотникова.
— Это и все? — холодно спросил Портнов и махнул рукой.
— Марширен, марширен! — бросил шеф, натягивая перчатки и сходя со ступенек на снег.
За ним стали сходить немцы и полицейские, и вдруг Рыбак встрепенулся, подался вперед к Портнову.
— Господин следователь! Господин следователь! Одну минутку! Вы это вчера говорили, так я согласен. Я тут, ей-богу, я ни при чем. Вот он же сказал…
Шеф СД недовольно остановился, к нему повернулся Портнов. Он что-то бойко объяснил по-немецки, потом кивнул Рыбаку.
— Подойдите сюда!
Рыбак сделал три шага к крыльцу.
— Вы согласны вступить в полицию?
— Согласен! — искренне ответил Рыбак.
— Так. Развязать!
— Сволочь! — выкрикнул сзади Сотников и задохнулся от кашля.
Рыбака развязали, от подвигал натруженными руками и отошел чуть в сторону, чтобы отделиться от остальных. Кто-то из начальства повернулся к выходу из двора, как сзади раздался крик Демчихи:
— Ага, отпускаете! Тогда отпустите и меня! Я скажу, у кого эта пряталась! Я скажу! У меня детки малые! О, божечка, как же они!..