По ту сторону тьмы
Шрифт:
Стискиваю зубы, хоть и ясно, что он прав. Мой практически незаметный кивок он воспринимает как разрешение говорить. Друг обращается к Стиву:
— Тебя ударили долбанной железной трубой. Полагаю, что это было что-то подобное, чтобы повалить тебя. — Тон Дэниела деловой, однако нотка юмора прослеживается в словах. — Попытались сотворить из тебя Человека-Факела, но ты крепкий орешек.
Стив просто кивает и молчит, ожидая озвучивание своего наказание.
— Теперь с тобой будет приставлена подкрепление.
На лице
— Так точно, босс. Понял.
— Тогда ты и следующее поймешь. — Мой тон подобен колючей проволоке, острый и колющий. — Если с ней еще раз что-нибудь случится в твое дежурство, я сам тебя пришью.
— Понял.
— Можешь идти.
После того как пророняю приказ, он поворачивается и выходит из склада. Слыша медленный хлопок, хмурюсь.
— Какого хрена ты делаешь?
— Я только что увидел то, чего не ожидал никогда увидеть. — Дэниел усмехается. — Бронсон Кортес клянется, что пришьет драконов ради своей возлюбленной.
Показываю ему средний палец и иду к двери.
— Отъебись.
Падла смеется и говорит вслед:
— Что? Это ж прелесть. — Он затыкается, прежде чем продолжить балаболить, и в его голосе невозможно не заметить поддразнивания. — Пообещай, что не будешь устраивать одну из этих летних свадеб на пляже в полуденный зной. Ибо, как шафер, я…
Я выхожу, и дверь со щелчком закрывается, прерывая тираду Дэниела.
Ухмыляюсь, потому что, хоть он и нес какую-то чушь, ему удалось отвлечь меня от груза, навалившегося на плечи.
Вероятно, он так и планировал.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
БРОНСОН
Как только я покупаю рыжей телефон и оформляю недельный больничный — оказалось, что до недавнего времени моя женщина ни разу не пропускала ни одного рабочего дня, — мы погружаемся в рутину гораздо легче, чем я мог ожидать.
Я ожидал больше сопротивления по поводу того, что она останется в моем доме, позволяя оберегать и заботиться о ней. Но, как всегда, она удивила меня, не заморачиваясь насчет этого.
И опять-таки, она другая — не такая, как другие женщины, и именно это делает ее чертовски особенной.
— Я готовлю на ужин куриный пирог, — сообщает она из гардеробной.
Выхожу из ванной, обернув полотенце вокруг талии, и направляюсь к ней. Останавливаюсь в дверном проеме и наблюдаю, как она надевает трусики и спортивный бюстгальтер, повернувшись спиной. Ее волосы распущены и ниспадают чуть выше талии, а когда она слегка наклоняется и надевает шорты, стону при виде ее попки.
Она слышит меня и чуть не падает, но я вовремя ее ловлю.
— Воу. Аккуратнее, рыжая.
— Ты напугал меня. — Теперь она уверенно стоит на ногах, поворачивается ко мне лицом, замирая. — Ого. — Рыжая затаивает дыхание. — Ты… все еще в полотенце.
Сужаю
— Что-то не так?
— Нет! Вовсе нет. — Она пожимает плечами, как будто нет ничего особенного, но все еще не сводит глаз с моей обнаженной груди.
С тех пор как она вышла из больницы, я осторожен с ней. Не хочу торопить или заставлять ее чувствовать, что она обязана трахаться со мной только за то, что остается здесь.
Однако, я бы соврал сквозь зубы, если бы сказал, что в последние несколько дней я не был постоянно тверд как сталь. Я столько раз дрочил в душе, что, согласно старушечьим выдумкам, должен был бы уже ослепнуть.
Когда ее глаза прослеживают тонкую линию волос, которая проходит ниже моего пупка и исчезает под полотенцем, мой член напрягается.
— Рыжая. — В голосе звучит похоть, и я ни черта не могу сделать, чтобы скрыть ее. — Мои глаза наверху.
— Чего? — рассеяно отвечает она.
Господи. Она точно хочет меня помучить.
— Через минуту я устрою представление. — Больше не могу сдерживаться. Я бы никогда не стал давить на нее, но, черт возьми, я не удерживаюсь и срываю полотенце, сжимая в кулаке свой член.
Зеленые глаза смотрят на меня, округлившиеся и такие пленительные. Мои ноздри раздуваются, когда ее соски твердеют под спортивным лифчиком.
— Прости, малышка, я умираю от желания. Но тебе не нужно ничего делать, кроме как позволить смотреть на тебя. — Цежу слова, поглаживая себя от основания до кончика. — Ты не против?
Когда я провожу большим пальцем по кончику и разглаживаю вытекающую из него влагу, она громко выдыхает.
— Против.
Требуется время, чтобы осмыслить сказанное, и я останавливаюсь и искоса смотрю на нее.
— Что?
Она кладет ладони мне на грудь и сильно толкает, направляя назад к кровати и заставляя сесть на матрас.
Между ее бровями пролегает яростная складка, а голос звучит решительно.
— Да. Я против. Я уже несколько дней хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне. — Она дико жестикулирует между нами, в ее тоне слышен намек на гнев. — И теперь ты решил это сделать?
Поднимаю руки, как бы сдаваясь. Я достаточно умный человек, чтобы понять, что нельзя перечить сердитой женщине, когда у тебя болтается член. Нерешительно говорю:
— Извини.
— Мм. Ладно. — Она опускается на колени между моих ног. Положив руки на мои бедра, она взирает на меня. — Все это время я только и желала, чтобы ты прикоснулся ко мне.
— Я прикоснусь к тебе, рыжая. — Нетерпеливо вылетают с моего рта слова. — Я, блядь, коснусь всего твоего тела.
— Слишком поздно. Тебе придется подождать. — Она проводит языком по всей моей длине. — В течение всего дня, пока не вернешься домой. — Затем она вбирает меня в рот, так глубоко, что я вижу звездочки.