По ту сторону тьмы
Шрифт:
«Умоляю, Господи. Умоляю, не дай ей умереть».
***
Отравление дымом. Она едва не умерла от этого. Но не только это заставляет меня чуть ли не прошибать кулаком все
Токсикологический отчет. Тест на наркоту и алкоголь оказался положительным.
На месте происшествия был обнаружен фужер, однако никаких следов наркотиков не имелось, пока я не попросил одного из наших парней провести тест на остатки вина в фужере.
В нем был обнаружен барбитурат.
Если бы это не помогло, то долбанные шурупы, которые падла вбил в ее окна, чтобы заколотить их, точно бы помогли.
У меня поднимается артериальное давление, кулаки крепко сжимаются от желания подвергнуть пытке того, кто ответственен за содеянное.
Тот, кто отправил мне сообщение, либо был в курсе дела и начал чувствовать себя виноватым…, либо это был тот мужчина, который нанес мне визит. В любом случае, я благодарен, что вовремя добрался до своей женщины.
Я сидел в этом кресле и ждал, когда она откроет глазки. Через маленькие носовые канюли в нее поступает кислород.
— Ну же, рыжая, — прерывисто шепчу. — Покажи эти чарующие зеленые глазки.
Телефон вибрирует от звонка Дэниела, и я немедленно отвечаю.
— Что ты обнаружил?
— У него серьезное сотрясение мозга. Очевидно, они ударили его чем-то большим и мощным — этого хватило, чтобы вывести его из строя на достаточное время, чтобы устроить пожар. — В его голос звенит лед. — Гаденыши облили его керосином, чтобы он загорелся, как и весь проклятый дом. Его лечат от ожогов на руках и плечах.
Пристально смотрю на свои ботинки, темные на фоне белого больничного кафеля. Возможно, это делает меня еще большим чудовищем, что мне нелегко снискать сочувствие, но, черт возьми: моя женщина чуть не погибла по его вине.
— Он огорчен, босс. Очень сильно.
Поджимаю губы.
— Аналогично.
Наступает молчание.
— Понял. Буду держать тебя в курсе событий.
Завершаю разговор и убираю телефон обратно в карман, а мои глаза снова машинально устремляются к рыжей.
На этот раз мои глаза встречаются с усталыми зелеными.
— Рыжая, — выдыхаю я. — Черт подери, ты до усрачки перепугала меня.
Беру руку, все еще такую слабую и вялую, в свои ладони. Опустив голову, целую кончики ее пальчиков.
— Воды, — хрипит она. — Пожалуйста.
Черт. Конечно. Вскакиваю, хватаю графин, который оставила медсестра, и наливаю воды в пластиковый стаканчик. Быстро засовываю в него соломинку и подношу его к губам Джорджии.
Она делает несколько осторожных глотков, затем благодарит, после чего пристально смотрит на меня.
— Стив… с ним все в порядке?
Киваю и ставлю
— В порядке. Он крепкий. Просто огорчен ввиду того, что ты почти… — Господи. Я даже не в состоянии это произнести.
— Что случилось?
— Произошел пожар. — Медлю, проводя ладонью по лицу. Проклятье. Нужно сдержать ярость в голосе, чтобы не напугать ее. — Ты помнишь что-нибудь до произошедшего?
Между ее бровей пролегает едва заметная складка.
— Я лежала в ванной, помню, что чувствовала себя такой уставшей.
Сжимаю и разжимаю челюсть.
— Ты находилась под воздействием наркоты. Кто-то подсыпал лекарство в вино и устроил пожар.
Джорджия судорожно глотает и крепко сжимает больничное одеяло. Сожаление проступает на бледных чертах, и она закрывает глаза, шепча так тихо, отчего гадаю, не разговаривает ли она сама с собой.
— Этот дом — последнее, что у меня осталось от Роя…
— И мы восстановим его для тебя. — Клятва срывается с моих губ без раздумий, но я не жалею об этом. Ради этой женщины я готов на все.
Проходит несколько секунд молчания, прежде чем зеленые глаза внезапно встречаются с моими, в глубине которых затаивается благодарность, однако потом ее оттесняет настороженность.
Голос рыжей все еще хрипловатый из-за дыма.
— Я кое-что вспомнила.
— Что именно?
Ее глаза все еще опухшие и покрасневшие.
— Я тогда не придала этому огромного значения, но в какой-то момент раздался шепот. — Она сосредоточенно хмурится. — И я даже не могу определить, принадлежал ли он мужчине или женщине, но что точно помню, что прозвучало разъярено.
Она переключает внимание на свои руки, сжимающие в кулаке одеяло, а затем медленно разжимает хватку. Разглаживая образовавшиеся складки, тихонько повторяет:
— Очень разъярено.
Джорджия поджимает губы, словно не решаясь продолжить.
— Голос прошептал: «Следовало отвалить от него. Теперь ты должна сдохнуть».
Какого лешего? Внутри разгораются тревога и ярость. Кто, черт возьми, выкидывает все эти фокусы?
Когда она поднимает взгляд на меня, глаза увлажняются слезами, и под ложечкой сосет еще до того, как она продолжает говорить. Ее голос может низкий и хриплый, однако слова режут меня, как острейший нож.
— Бронсон, думаю, будет лучше, если мы… порвем.
Не свожу с нее пристального взгляда, и, как обычно, это ее не смущает.
— Так будет лучше. Из-за меня чуть не погиб Стив, и я не могу смириться с мыслью, что может стрястись что-нибудь похуже. Кто бы это не сделал, он зол на меня. Это очевидно. — Она издает слабый, лишенный юмора звук, который, как я полагаю, должен был быть смехом. Затем черты лица обретают непоколебимую решимость. — Они не хотят, чтобы я была с тобой, а если мы не будем вместе, то твои люди не подвергнутся угрозе. И ты тоже.