По ту сторону тьмы
Шрифт:
Все, что я вижу, — это как открывается входная дверь, и через нее проскакивает собака, после чего она сама закрывается. Как будто кто-то открыл ее снаружи или закрыл за собой.
Как будто этот кто-то был невидимым. Какого хрена?
Я тихо стою, снова гадая, не галлюцинации ли у меня от недосыпания. В тишине дома я на мгновение убеждаюсь, что никто не задерживается.
Мне срочно нужно увидеть Abuela. Впервые я боюсь того, что она мне скажет.
ГЛАВА
БРОНСОН
Заезжаю на подъездную дорожку бабули и выключаю двигатель. Отвожу плечи в попытке снять напряжение, возникшее с тех пор, как этот жуткий гаденыш заявился в мой кабинет, однако все попытки безрезультатны.
Abuela оказывается у входной двери еще до того, как я захлопываю дверь машины и поднимаюсь по ступенькам. На морщинистом лице написано беспокойство. Она распахивает дверь, и свет внутри дома освещает миниатюрную фигурку.
— Mi amor.
Вхожу внутрь и наклоняю голову, чтобы поцеловать ее в щеку. Она ведет меня через тихий дом на кухню. Когда я замечаю покрытую фольгой тарелку, стоящую на чистом столе, то стискиваю зубы и сжимаю руки в кулаки.
— Что это такое? — на моем лице появляется хмурое выражение, и я выдавливаю слова сквозь стиснутые зубы: — Она опять заносила тебе еду? Все еще пытается подлизаться?
Она поворачивается и следит за моим взглядом. Вздохнув, она пренебрежительным жестом показывает на тарелку.
— Ты же знаешь, что это такое. — Она издает презрительный смешок и закатывает глаза. — Что-то домашнее.
Я недоверчиво хмыкаю, а мои слова звучат насмешливо.
— Домашнее. Только когда рак на горе свистнет. — К черту всю эту чепуху, она все еще пытается наладить отношения с моей бабушкой.
Оторвав взгляд от неприятного предмета, опускаюсь на стул за кухонным столом. Женщина занимает место напротив меня и слегка улыбается.
— Ты же знаешь, я всегда ее выкидываю.
Она складывает руки на столе и с задумчивым выражением лица глядит на меня. Это один из тех случаев, когда, клянусь, она практически читает мои мысли.
— Я гадала на картах, спрашивая о тебе, прямо перед твоим приходом. — Между ее бровями пролегает тревожная складка. — Ответы не обрадовали.
Беспокойство струится по спине, нанося урон и без того напряженным мышцам.
— В чем дело?
Она нерешительно поджимает губы и качает головой.
— Опасность поджидает тебя и того, о ком ты беспокоишься, и, похоже, за этим утаивается нарастающее отчаяние.
Откидываюсь на стул и закидываю руку на спинку другого предмета мебели, стоящего рядом. Небрежно барабаня пальцами по столу, обдумываю ее слова и желаю, чтобы они мне что-нибудь подсказали. Хоть что-нибудь.
Но вместо этого я снова оказываюсь с пустыми руками.
—
Бабушка протягивает руку и накрывает ею мои подергивающаяся пальцы, не позволяя постукивать по столу. Она умоляющими глазами смотрит на меня, и в бабулином тоне звучит та же мольба.
— Бронсон. Тебя испытывают. Без понятия кто это. Это все, что мне известно.
Некоторое время мы не отводим друг от друга взгляда, и я размышляю, стоит ли вообще произносить произошедшее сумасшествие вслух. Кажется, будто я слетаю с катушек, а если кто и поймет меня, так это она.
Ее бдительный взгляд смягчается, словно она наблюдает за хаосом, что бушует внутри меня.
— Расскажи, что тебя гложет, mi amor.
Провожу отягощенной волнением рукой по волосам и медленно выдыхаю.
— Происходит какое-то безумие, которое… не поддается объяснениям. — Замолкаю, а она просто терпеливо сидит и ждет, когда я продолжу. — Что, если… что, если я скажу, что видел кое-кого, кто может испаряться в воздухе?
С трудом подавляю желание скривиться от того, как странно звучит признание об этом вслух. Но Abuela не подает виду. Она задумчиво склоняет голову набок.
— Ты видел его, когда говорил?
Я киваю.
— Да. Он говорил так же, как и любой другой парень.
Кажется, она некоторое время размышляет над этим.
— И он разыскивал тебя?
— Он появился в моем кабинете ранее этим вечером.
Ее глаза сужаются, и она опирается на оба предплечья.
— Расскажи, как именно все происходило.
Как только я заканчиваю говорить, она медленно откидывается на стуле и надолго затихает.
Сжав переносицу, мысленно ругаюсь на головоломку, с которой столкнулся.
— Как увиденное вообще возможно? — бормочу я.
— Самонадеянно предполагать, что все в этом мире имеет простое объяснение. — Бабушка делает паузу. — Было ли что-то еще, ввиду чего ты насторожился?
Мои губы подрагивают от желания рассказать о Джорджии и ее утверждении, что с ней разговаривали мертвые тела, но притормаживаю. Внутри разгораются противоречивые чувства, ведь это может испортить ее мнение о Джорджии, если я упомяну об этом, попутно понимая, что раньше ничего не утаивал. Я всегда был честен с ней.
Хотя теперь все по-другому. Впервые я не решаюсь рассказать о чем-то, что может представить Джорджию в невыгодном свете.
— Дело в рыжеволосой. — Она, как всегда, проницательна и точно улавливает причину моей нерешительности. Бабуля внимательно изучает меня так, как никогда раньше. — Она настораживает тебя, ведь в ней ты видишь не только свет, но и мрачные тени. — Она кивает, как бы подтверждая свои слова. — Именно эти тени заставляют тебя желать помочь исцелить то, что причинило ей боль.