Побег из волчьей пасти
Шрифт:
[3] Г.-Ю. Клапрот, действительно, писал, ссылаясь на труды предшественников, об этой долине, называя ее Куманскими воротами. Она, по его словам, располагалась между Эльбрусом и горой Джумантай.
Глава 16
Рождение Зелим-бея
В нескольких десятках метров от нас с вершины нависавшей над каменной осыпью скалы сорвалась часть снежной шапки. Слава Богу, не лавина. Но и этой кучи льда нам бы хватило за глаза. Мы избежали смертельной опасности.
Лошади тоже так считали. Они били копытами, хрипели, пятились назад.
— Это знак! — закричал Софыдж.
— Не ори! — я цыкнул на него, делая страшные глаза. — В горах нельзя кричать!
— Я не поеду дальше! Боги нас предупредили! — продолжил напряженным шепотом наш проводник. Абадзинец был перепуган не на шутку.
— Что он говорит? — так же шёпотом спросил Спенсер, наглаживая своего коня по шее. Видимо, вспомнил уроки тестя Аслан-Гирея.
— Не хочет ехать дальше! Испугался!
— Предложи ему золото! Без проводника мы пропали!
Я попробовал обойтись без этого. Напомнил Софыджу про обещание нас доставить до Сванетии, данное Гассан-бею. Прямо обвинил его в трусости, хотя, во избежание конфликта, не стал называть его женщиной. Но абадзинец был неумолим. Лишь хмыкнул на слова о будущей мести адлеровского князя.
— Черкесия большая! Перезимую на побережье рядом с русскими, а потом на Кубань подамся!
— Как же ты вернешься? Как реку один перейдешь?
— Как-нибудь переберусь. Я место переправы запомнил… И не вздумай хвататься за свои пистолеты. Меня ими сейчас не напугаешь! Выстрелишь — вас камнями накроет!
Он поворотил своего коня, не удосужившись попрощаться и стал спускаться.
Я не стал трогать револьверы. Этот мараз был прав, стрелять в горах себе дороже.
Недаром я его подозревал. Думал нападет, чтобы завладеть нашим добром. Но все оказалось проще. Эта двуличная скотина просто был трусом. При первом признаке опасности сбежал, не задумываясь. Возможные последствия его сейчас не волновали. Об этом он подумает, когда окажется в безопасности. А сейчас для него главное — это спасти свою шкуру. Странный выбор Гассан-бея. Быть может, он хотел, чтобы мы остались в горах?
— Что будем делать? — спросил я Эдмонда.
Англичанин стоял бледный, отчетливо выделяясь в своей красной одежде на фоне свалившейся кучи снега. Зубы сжал крепко. Смотрел вслед удалявшемуся, не говоря ни слова. Лишь продолжал успокаивать коня нежными поглаживаниями по шее.
— У нас есть припасы. Есть две вьючные лошади, одна из которых — отличный ходок по горам. Можем рискнуть, — предложил я.
Эдмонд заговорил, выдержав паузу. Видимо, случившееся его подкосило.
— Сколько раз мы уже смотрели смерти в лицо? Я не суеверен, как сбежавший мерзавец, но порой мне кажется, что ты, Коста, — мой талисман. Мой ангел хранитель.
— И…?
— Разве у нас есть выбор? Сейчас я уже не уверен, что нас встретят в Адлере с распростертыми объятиями. Проскочить к русским в Гагры — невыполнимая для нас задача. Все походы к крепости, как мы убедились, стерегут черкесы. Нам не остается другого, кроме как прорываться через перевал. Во всяком случае, попытаться. Всего несколько
Я смотрел прямо в его глаза, пытаясь уловить хоть тень сомнения. Идти на перевал без уверенности в успехе означало погибнуть. Но Эдмонд был уверен в себе. Уверен во мне. Все-таки эти англичане сделаны из железа. Этого у них не отнимешь. Именно эта твердость сделала их владыками мира. Позволила пересечь Африку. Завоевать Индию и добраться до подножия Гиндукуша. Основать Гонконг. Даже стать «белыми раджами» Борнео, подчинив себе малайцев, «охотников за головами»[1].
И сейчас в глазах Спенсера я видел такую же решимость идти до конца. Наплевав на все.
— Попытка не пытка, как говорят русские.
Эдмонд не понял, поэтому переспросил.
— Коста, ты со мной?
Я рассмеялся, и Спенсера отпустило. Он понял, что я принял решение.
— Ты забыл, кунак, что я тебе сказал в Одессе? Ниточка с иголочкой! Мы с тобой — как ниточка с иголочкой. Куда ты, туда и я.
Эдмонд рассмеялся следом.
— В Гаграх ты хотел меня бросить!
Это не было обвинением. Это было дружеское подтрунивание. Я протянул руку. Спенсер крепко ее пожал. Потом не выдержал и крепко меня обнял.
— У меня не было друга, преданнее тебя!
Я смущенно кашлянул. Два мужика, обнимающихся на подходе к главной вершине Кавказа… А впрочем, наплевать. Я обнял его столь же крепко.
— Мы все преодолеем! — вспомнил я строки из песни Дина Рида, который перепел величайшую песню надежды. Надежда нам была нужна как воздух!
Сейчас, если следовать канонам вестернов, нам следовало захлюпать носами и смущенно отвернуться друг от друга. Вместо этого, мы просто сели на своих коней и отправились дальше в горы. Успокоившийся катер уверенно цокал копытами, безошибочно находя дорогу в обход свалившейся кучи снега. Мы не оглядывались назад. Не следили за удалявшейся фигурой предателя Софыджа. Вперед, только вперед!
… Через час несложного подъема мы остановились. Что-то еле уловимое изменилось вокруг. Мы услышали нарастающий вой ветра. Где-то в стороне от нашей тропы сорвались камни и, громко ударяясь о родную скалу, покатились вниз. Не камнепад, нет. Отдельные булыжники или осколки, вдруг решившие, что засиделись в горах и пора наведаться на плато.
— Смотри! — Спенсер указал рукой вниз, на сосновый лес, который мы проезжали перед переправой через реку.
Деревья шатались и гнулись как тростинки. В воздухе летали сучья. И без того покореженный сосняк на глазах превращался в непролазную чащу.
— Поднимается буря! Нужно искать укрытие! — Спенсер завертел головой, оглядывая ближайшие скалы.
— Пастух говорил о пещере! — закричал я, забыв об осторожности. Стоило ли о ней думать, когда ветер завывал все сильнее?
Мы погоняли лошадей, взбираясь выше. Умные животные и сами ускорились. Инстинкт управлял ими сильнее, чем удары пятками по бокам. Вокруг с гор летели камни. Они ударялись о тропу и разлетались как шрапнель. Лошади каждый раз испуганно всхрапывали. С их губ летела пена. Мы вжимали головы в плечи, ежесекундно ожидая рокового удара. Любая задержка, тем более остановка, означали неминуемую гибель.