Побег из волчьей пасти
Шрифт:
Нас спас катер. Видимо, он знал, куда идти. Он привел нас к зияющей дыре в скале — к темной пещере со входом, достаточным чтобы прошла, пригнув голову, лошадь.
Пещерой активно пользовались. Наши предшественники оставили здесь даже небольшой запас дров. И несколько факелов у входа. Один мы зажгли. Стреножили лошадей. Прошли вглубь пещеры и обнаружили подобие кострища. Вскоре в нем весело плясал огонь. Дым уносило куда-то вверх — в незаметные глазу трещины в своде.
Мы устроили себе лежбище. Подогрели еду. Даже ухитрились сварить себе кофе без всякого кофейного набора, от которого я избавился в страшном лесу. Ни дать, ни взять, отель «У погибшего альпиниста». Я прикусил
Спенсер отошел к выходу из пещеры. Вернулся.
— Буря успокоилась! Я пешком схожу на разведку.
— Стоит ли идти одному?
— Коста! Сегодня мы точно не пойдем к леднику. Только с утра, чтобы иметь световой день в запасе. Я хочу посмотреть тропу. Быть может, буря превратила ее в непроходимую.
— Хорошо! Я присмотрю за лошадьми. Возьми на всякий случай палку пастуха!
Я улегся у костра. Смотрел на игру теней на своде пещеры.
Интересно, кто в ней побывал до нас? Наверное, сваны здесь отдыхали, пробившись через ледник. Или карачаевцы, как и мы, укрылись от бури, преследуя кровника. Пастух рассказал, что месть здесь надолго не откладывают. Если кто-то из пришлых взял жизнь карачаевца, за ним погонится все селение и будет преследовать, пока не прикончит. Суровые законы гор! Быть может, даже имя пещере дали в честь кровавого результата местных разборок?
«Как же я изменился! Как закалили меня все испытания! Особенно те, что выпали на мою долю в Черкесии. Я стал настоящим бойцом!»
Я успокоил разгулявшееся воображение и сосредоточил мысли на своих отношениях с Эдмондом. Оставляя в стороне его политическую близорукость или предвзятость и тот факт, что он шпион и убийца на службе английского короля, Спенсер — отличный мужик и хороший товарищ. И — главное — делает, помимо разных гадостей, большое дело. Его книга может стать куда важнее его миссии. Если ее дополнить моими показаниями, русская разведка получит уникальный отчет о состоянии дел во внутренних районах Черкесии, где мы побывали. Мне следовало его беречь как зеницу ока. Иначе все тяготы, что выпали на нашу долю, могут оказаться бесполезными.
Интересно, меняет ли мое участие в экспедиции историческую реальность? Я не историк, тем более, не специалист по Кавказу. Откуда мне знать, был ли представлен широкой публике отчет Спенсера об поездке на Кавказ? И если был, насколько его изменило мое вмешательство? Если бы только знать… Но я не знаю.
Спенсер вернулся через два часа. Уставший, но довольный.
— Тропа проходима! Сперва идет участок, который преодолеем верхом. Потом придется спешиться. Тропа сузится настолько, что пойдем гуськом за лошадьми. Камней много, но коню найдется место копыто поставить. До самого ледника на перевале я не добрался. Но, надеюсь, переберемся. Лишь бы погода позволила. Давай отдыхать.
Утром мы не спешили выходить в поход. Дождались, пока солнце разгонит туман. Готовились. Оставили часть поклажи в пещере, чтобы лошади шли налегке. Приготовили верёвки и палки с железными наконечниками. Смазали веки черным настоем, растворив немного пороха в воде. Пора выдвигаться!
Не успели мы подняться по тропе несколько сот метров, сзади послышалось конское ржание. Нас кто-то догонял. Мы остановились, чтобы дождаться преследователей — Спенсер впереди, я сзади с интервалом в пару метров. Спутники на перевале нам точно не помешают!
Когда красивые, но уставшие черкесские лошади показались из-за подъема, сердце пропустило удар. Старые знакомые! Впереди ехал юный темиргоевской князь Бейзруко, за ним Джанхот с вьючной лошадью в поводу и замыкал
Я оглянулся на Спенсера. Он потянулся к своему штуцеру. Я покачал головой, призывая его к спокойствию. Стрелять здесь — безумие! Все поляжем под камнями или снежным завалом.
Что делать? Мы находились на узком карнизе, где с трудом могли бы разъехаться два всадника. С одной стороны шла ровная, будто срезанная ножом, скала, с другой — пропасть, не очень глубокая, но любому хватит шею сломать. Пытаться удрать? Бессмысленно. Спенсер вчера проверил: скоро придется спешиваться и идти за лошадьми. В той узости мы окажемся в еще более невыгодной позиции. Кто помешает черкесам просто столкнуть нас с тропы?
Черкесы подъехали почти вплотную. Нас разделяло метра три. Все молчали. Никто никого не приветствовал. Руки лежали на кинжалах.
Мы и сейчас, на лошадях, а не пешие, были в более уязвимом положении, чем наши противники. Мне пришлось развернуться в седле, чтобы за ними следить. Что может помешать Бейзруко ткнуть мне в спину своей шашкой, как копьем? Рискнуть, что ли, и расстрелять их из револьвера? Несколько сорвавшихся на тропу мелких камней, чье падение спровоцировал топот копыт восьми коней, стали мне ответом.
— Эдмонд, догоняй лошадей. Я попробую их задержать!
— Коста! Это безумие! Они изрубят тебя!
— Не спорь! Просто езжай вперед! Разрывай дистанцию! Я не рискую жизнью. Между мной и молодым князем нет вражды. Мы были даже дружны. В худшем случае, он меня ранит.
Спенсер тронул свою лошадь, я последовал за ним, аккуратно придерживая коня, чтобы увеличить разрыв между нами. Сидел полуобернувшись, не спуская глаз с догнавшей нас троицы.
Впереди ехал Бейзруко на своем Черноглазе. Юный князь был бледен. Тени лежали под глазами. Видимо, он еще не оправился от раны, и погоня его измотала. Он был сосредоточен. На меня не смотрел. Его взгляд сверлил спину удалявшегося Спенсера. Было видно, что он сорвется в атаку в любое мгновение.
Я все просчитал. Его враг-англичанин сейчас удалялся. Я загораживал дорогу. И мог — ему не следовало исключать эту возможность — вызвать обвал, когда мой спутник удалится на безопасное расстояние. Значит, от меня исходит угроза. Убивать необязательно, достаточно обезвредить и убрать с пути. Мне осталось лишь спровоцировать князя на атаку.
Я отвернулся, подставляя спину, и напряженно замер. Бейзруко хвалился, что научил коня скидывать передними ногами противника с его лошади. Поэтому следовало ждать нападения Черноглаза. Сейчас подходящий момент. Мне было нужно соскользнуть со своего Боливара (я не был оригинален в именовании своих лошадей) в ту самую секунду, когда копыта Черноглаза устремятся к моей спине. Потом я намеревался развернуть свою лошадь поперек тропы и использовать ее как баррикаду. Времени Спенсеру я выиграю таким маневром достаточно, чтобы преодолеть самый опасный участок тропы перед ледником.
Я все рассчитал почти верно. Почти! Черноглаз меня атаковал, а я чуть замешкался. И его копыто меня зацепило. Вместо плавного соскока вышло неловкое приземление. Я не упал, нет. Устоял на ногах. Потерял несколько бесценных секунд, восстанавливая равновесие. И, к сожалению, приземлился не с той стороны лошади, как было задумано. Не у скалы, а у пропасти. Тем не менее, я принялся толкать Боливара, пытаясь развернуть.
Бейзруко спрыгнул со своего коня и двинулся на меня. Морщился от раны в груди, но кинжал держал крепко. Он не предлагал мне уйти с дороги. Я, к своему ужасу, вдруг понял, что предложения разойтись миром не будет: он идет убивать.