Побеждаю и сдаюсь
Шрифт:
Мужик испуганно посмотрел на странного, грязного, пьяного парня в простой одежде, но в котором неожиданно появилась королевская надменность.
— Не бойся, — хмыкнул Уль, правильно истолковав его страх. — Тебя будет ждать золотой, а не плеть или тюрьма.
Перетрусивший обидчик ещё раз поклонился и предпочёл исчезнуть с глаз должника.
«Ну и плеть, конечно, тоже, — хмыкнул про себя наследник. — Всё же ты должен мне за побои. Но и золотой». Ему не надо было записывать имя, его память не нуждалась в костылях.
Ульвар пошёл дальше, вокруг него поднимались
— Огонь пылает, город гибнет, и туманы закрыли путь спасенья… — пробормотал он.
Перед глазами действительно стоял туман.
Элэйсдэйру не нужна война. А если будет нужна, то не на своей земле.
Внезапно острая боль обожгла его спину. Принц отшатнулся и услышал: «С дороги, шваль». Мимо него промчалась богато убранная карета.
Ульвар запомнил герб на её дверце. Он был мстителен.
Конечно, седок не виноват в действиях своего кучера, а кучер не мог бы узнать принца в грязном парне, чья простая одежда была порвана в нескольких местах, но кто говорит, что наказывают лишь виновных? «В конце концов грязные, оборванные пьяницы — такие же мои подданные, как и знатные лорды», — хмыкнул Ульвар, понимая, что занимается казуистикой.
Наследник погрузился в философские раздумья. Его состояние достигло того предела, в котором перестаёшь ощущать душевную боль. Он шёл и шёл, и нарядно одетые дамы шарахались от него.
Внезапно перед ним открылся вид на горелые руины проклятого замка. Запретный остров. Место, где отец принял неверное решение…
Ульвар облокотился о периллу и принялся наблюдать, как знаменитый замок погружается во тьму.
«Надо возвращаться во дворец, — думал он устало. — Принять ванную и ложиться спать. А завтра написать Тивадару поздравительное письмо. Одновременно и обиженное, негодующее, холодное, чтобы вынудить князя извиняться и брать обязательства, и в тоже время не переборщить с этим, чтобы вместо провинившегося союзника не обрести врага».
Но пешком добираться до королевской резиденции — не вариант. Ульвар вздохнул и направился в Берлогу — особняк медвежьих герцогов, в котором сейчас обитал его отец.
«Королева вряд ли успела вернуться, — думал, подходя к простой и мрачной решётке — металлические копья, связанные полосами, — отец слеп, а слуги превосходно вышколены. Хоть это радует. Никому ничего не надо объяснять».
Он открыл калитку и прошёл в сад. И замер.
Меж сумрачных высоких елей стояла Джайри. Маленькая, хрупкая, с волной пепельно-русых мягких волос. Она стояла в пол оборота и держала что-то неуклюжее в руках, что-то, завёрнутое в голубое одеяло.
Ульвар шагнул к ней, чувствуя, как подкашиваются ноги.
«Ребёнок? Причём тут ребёнок?»
— Джайри?
Да что с его голосом? Почему вдруг он так осип?
Девушка вздрогнула и обернулась. Наваждение развеялось ещё до того, как она испуганно пролепетала:
— Ваша
«Безусловно», — хмыкнул про себя Уль, всматриваясь в черты девушки… девочки. Да почти ребёнка. Ей вряд ли исполнилось больше пятнадцати лет.
Тонкий носик, пушистые ресницы, чуть вытянутое миловидное личико… Действительно внешне похожа на Джайри, но всё не то. От робкого взгляда до неуклюжей позы. Да и в целом перепутать их мог лишь тот, кто видел Серебряную герцогиню лишь мельком. Либо тот, кто ещё не до конца протрезвел после серьёзной пьянки.
— Что ты тут делаешь? — поинтересовался Ульвар.
Серые испуганные глаза захлопали ресницами.
— Его милость подобрал нас с ребёнком и…
Эйдэрд решил поиграть в милосердие? Уже интересно.
— Как тебя зовут?
— Отама…
— Отама, не бойся меня. Я не причиню тебе зла, — мягко и вкрадчиво заметил Ульвар. — Герцог Эйдэрд всегда славился своим милосердием, и раз уж ты здесь, то всё будет хорошо.
— Г-герцог? — перепугалась девочка.
— Да-да. Целый герцог. Тебе с твоим ребёнком ничего не угрожает. Твой благодетель только кажется суровым, но в глубине души у него нежное и милосердное сердце.
Девушка не поняла его едкую иронию.
— Да, — прошептала она. — Его милость очень добр к нам.
«Любовница? — меж тем размышлял Ульвар. — Седина в бороду и всё такое? Да нет, не похоже. Слишком она… Зашугана. Значит, благотворительность или… тоска. Одиночество… Старики так сентиментальны становятся…»
— Пойдём, что-нибудь перекусим, — улыбнулся он. — Я зверски хочу есть, а ты?
Девушка робко улыбнулась и благодарно взглянула на него.
— Я только вымоюсь и переоденусь. Ты не возражаешь? — Ульвар дурашливо подмигнул девчонке.
Та покраснела и опустила взгляд. Нежные щёчки чуть-чуть порозовели.
— Поставь, пожалуйста, чайник на кухне. Если тебе несложно. А остальное приготовим вместе. Но если ты будешь продолжать меня так бояться, то я, пожалуй, сам себя испугаюсь.
Пушистые ресницы взметнулись вверх, и девушка вдруг обнаружила странного гостя совсем рядом. Ульвар легонька нажал на носик-пуговку младенца и состроил ему забавную рожицу. Ребёнок беззубо заулыбался.
— Он… Это его первая улыбка, — ахнула девушка.
Ульвар снова подмигнул ей и прошёл мимо неё в особняк.
«Она боится Эйда, — думал принц, поднимаясь на второй этаж, — и напрасно. И она уже не боится меня, и тоже напрасно. Парадокс».
Новая прекрасная идея уже захватила наследника с головой.
На втором этаже одна из гостевых комнат принадлежала Ульвару. Не то, чтобы официально… Но до того, как Яр отрёкся от прав на престол, наследником Медвежьего щита был младший принц. В те времена Эйд проводил дни и ночи в королевском дворце, и Ульвар оборудовал себе самую светлую комнату с окнами на восток — на Шуггу. А точнее — в сад. Это было стратегически удобное место: он мог видеть всех, кто входил и выходил. Ну а когда Яр принял судьбоносное решение, и они поменялись наследствами, Уль как-то забыл выехать. Всё некогда, и некогда…