Побеждаю и сдаюсь
Шрифт:
Ни Яр, ни Эйд не напоминали и не настаивали.
Ульвар сбросил вещи при входе, вошёл в душ и намылил слипшиеся от грязи волосы мыльным корнем, повернул кран, подставил лицо тёплым струям.
«Все боятся моего отца, — думал наследник, а хорошее настроение возвращалось к нему. — И мою мать. И это так бесконечно глупо! Их бояться даже те, кто был спасён ими… Людской мозг — это жидкая субстанция вроде дерьма козы…». Принц хмыкнул. Метафора получилась желчной, но неверной по сути. И всё же она ему нравилась.
Насвистывая нечто жизнерадостное,
Леолия, уставшая и голодная, приехала в Берлогу далеко за полночь. С утра куда-то пропал наследник, и все доклады, бумаги и недоумевающие ответственные лица свалились на неё. Королева злилась. Именно сегодня она планировала завершить дела пораньше и поужинать с Эйдом. В конце концов, они так давно не общались и…
Куда вообще мог подеваться Ульвар?!
С другой стороны… Леолия могла гордиться сыном: столько всяческих дел взял на себя её мальчик… Королева старалась справиться с гневном. В конце концов, принц так молод, не удивительно, что он устал и… Но, когда она увидела Ульвара, мило читающего книжку в холле, терпение Леолии дало трещину.
— Добрый вечер, Уль, — произнесла она ледяным голосом.
Принц поднял ярко-голубые глаза и радостно взглянул на мать.
— Правда, она хорошенькая? — отозвался почему-то шёпотом.
Леолия с недоумением взглянула на сына и только тут заметила у него на руках пухлый свёрток.
— Что это?
— Астрея. Тс-с, мам… не разбуди. Отама долго её укачивала, но она всё ещё очень слаба после болезни, и я забрал малышку…
— Кто? — растерялась Леолия.
Она подошла к сыну и только тут обнаружила, что тот держит на коленях малыша, укутанного в голубое одеялко.
— Я сам придумал ей имя, — гордо сообщил Уль.
Леолия заморгала глазами, пытаясь проснуться. Бред какой-то!
— Неужели я тоже был когда-то таким крошечным? — продолжал умиляться наследник, теребя крохотную ручку девочки, и терпение королевы лопнуло.
— Тебя поэтому не было во дворце сегодня? — холодно процедила она. — Ульвар, верни карапуза матери и…
Ульвар удивлённо взглянул на неё:
— Она же спит… Нет, я верну, конечно… А, ты должно быть хочешь есть… Пойдём. Мы с Отамой приготовили еду.
— Вы с Отамой?
— Да. Совершенно чудесная девушка, — сообщил Уль, и на щеках его засияли ямочки. — Такая милая и кроткая… Я теперь спокоен за отца. Пока она с ним, ему будет хорошо. Ты же знаешь, я волновался за него. Слепота сама по себе ужасна — человек чувствует себя слабым и уязвимым. Словно узник в каменном мешке… Тебе подогреть? Сегодня каша и котлетки… Могу сварганить омлет, если хочешь.
— Не надо греть, — растерялась Леолия.
Они вошли в кухню, принц бережно уложил малыша в кресло, заботливо подвернул одеяло.
— Садись, мам. Я накрою. Ну вот, и обычному-то человеку тяжело ослепнуть, а Эйду… Так
— Что за чушь!
Ульвар не заметил ей возгласа, пододвинул матери тарелку, сел напротив и, облокотившись о стол, радостно уставился на неё.
— Все при деле, все заняты… А ты — целыми днями один… Нет, это ужасно, мам. Я всё думал, к чему бы отца притянуть, чтобы он не чувствовал себя настолько брошенным. А тут — Отама. И её малышка.
— Она всего лишь служанка, — возразила Леолия.
Ей вдруг резко расхотелось есть. Ульвар тихо рассмеялся.
— Нет, конечно, мам. Ну что ты! Скажешь: служанка. Тут вопрос: кто кому служит… Отама, конечно, из простых, и отец её выгнал из дома… И беременность не пойми от кого… Ну, знаешь, как бывает: люблю не могу, ах, и так далее. А парень оказался полным дерьмом, и вот — позор отца, ну и всё такое, что бывает обычно. Ну и Эйд, понятное дело, он же очень ответственный. Раз подобрал, приютил, то всё — взял под полную ответственность. Увидишь, он ей ещё и мужа хорошего подыщет…
— Эйд всегда был добр, — заметила Леолия и всё же поднесла ложку с кашей ко рту.
— Хотя… Какой ей сейчас муж? Ты тоже так думаешь, да? Да и не надо этого… Пусть лучше в Берлоге живёт. Отцу всё веселее. Не так одиноко. Она же ему как дочка практически. Младшая. Мама, Отти — очень замечательная девушка. Я не только о внешности, ну симпатичная, молодая — таких много. Но вот… Она такая кроткая, нежная, цветочек — а не девушка.
Леолия пристально и с подозрением посмотрела на него.
— Зачем ты мне об этом говоришь?
— Чтобы ты не переживала. Я же вижу, что ты себе места не находишь. Да и ездить каждую ночь из дворца в Берлогу — утомительно… Нет, ну глянь… Она пальчик сосёт… Думаю, надо обустроить её маме комнату рядом со спальней отца… Да, маленькая? Устроим нашей мамаське комнатку? У-у… Глазки приоткрыла! Эйд хоть гулять стал с ними. Нельзя же в четырёх стенах сидеть, как медведь в клетке. А сегодня — представляешь? — сделал маленькой игрушку.
— Игрушку?
Леолия распахнула глаза и с недоумением уставилась на сына.
— Ну, коробочку с семечками внутри. Её трясёшь, и она тарахтит. Астерия очень смеялась. И, знаешь, мне кажется, я заметил улыбку отца. Не уверен, конечно…
Ульвар, наконец, замолчал и, мечтательно улыбаясь, принялся любоваться спящей малюткой.
Леолия почувствовала, как змея ревности выпустила жало в её сердце. Нет, королева, конечно, не думала об измене, но… Леолия вдруг как-то остро почувствовала, что ей уже больше сорока лет, что на шее и лице начали появляться морщины, и овал его уже не столь безупречен… Годы власти ожесточили её, придав характеру жёсткость и властность… А тут — юная девочка, ещё не битая жизнью, не наученная, что любой ближний может быть предателем… Девочка, которая для Эйда может стать дочкой… Не её дочкой…