Побеждаю и сдаюсь
Шрифт:
Королева поднялась.
— Где твой отец?
— Спит. Он несколько суток не спал. Мы его покормили с Отамой и отправили.
— Вы с Отамой? Эйда? Милый, тебе не кажется, что ты слишком много говоришь об этой девушке? Не спорю, она прелестна, наверное…
Лазурные глаза перевели мечтательный взгляд на королеву.
— Да, мам. Очень, — выдохнул Уль. — С ней как-то… светлее, что ли. Она сама светлая, и весь мир рядом с ней меняется. Я сначала удивился, почему отец устроил её в особняке, но сейчас… Никогда не встречал настолько… м-м… небесных душ. Эйду повезло,
— Благодарю, — процедила Леолия. — Доброй ночи, Ульвар. Жду тебя завтра во дворце.
Принц вздохнул.
— Да, мам. Как бы ни было хорошо здесь, наш с тобой долг — там. Нести бремя королевства.
Он подхватил конверт с младенцем и унёсся с кухни. Леолия, прищурившись, посмотрела ему вслед. Ей не нравился этот щенячий восторг, эти неожиданные откровения…
Аппетита не было, и королева устало направилась в их с мужем покои.
Эйд действительно спал. И при виде его такого усталого и такого печального лица, Леолию захлестнула другая волна. Уже не ревности.
Она опустилась на кровать рядом и вгляделась в его тяжёлые черты.
«Ты как будто попал в каменный мешок», — вспомнилось ей.
Леолия нежно провела ладонью по его щеке, покрытой жёсткой, тёмной щетиной. А затем разделась и легла рядом, и могучая лапа накрыла, прижала её к широкой груди. Эйд зарылся лицом в тёмные волосы жены и прошептал:
— Женщина моя…
И Лео выдохнула, всхлипнув. Ей невольно вспомнилось, как на следующее утро после их первой ночи Эйд жарил яичницу с беконом, а она смотрела на него и мечтала жить вдвоём где-нибудь в маленьком домике… И он бы ей готовил, а она бы штопала ему одежду… Глупые мечты влюблённой девочки.
— Но я же не могу оставить королевство, пойми, — прошептала с горечью.
Эйдэрд тяжело вздохнул, не просыпалась, а Леолия закрыла глаза, стараясь удержать слёзы, но они всё текли и текли по щекам…
Или может?
Глава 15
Не сбегай, пожалуйста!
В саду начинали набухать почки. Под плодовыми деревьями горел яркими красками ковёр из тюльпанов. Нежные нарциссы тянули светлые головки к яркому солнцу. Джайри в вишнёвой шерстяной овертунике, спускающейся немного ниже коленей, а широкими рукавами не доходящей до локтей, бежала по тропинке. Солнечные лучи подсушили грязь, но от бега капельки земли всё равно пачкали подол нижней льняной туники.
Темноволосая Шэйла — личная служанка княгини, стояла на крыльце, держа в руках пушистый бежевый плащ, и с недоумением смотрела на свою госпожу, нарушающую все возможные правила. Женщина! Бежит! Да и добро бы на зов мужа или плач ребёнка. Так нет же — просто бегает кругами по саду.
Но Джайри было плевать на чужое мнение. Она знала, что лучшее средство против восстания плоти — работа. Дома, в Элэйсдэйре, у герцогини свободные минуты были редкостью, но здесь… Ей уже объяснили, что княгиня должна сидеть, вздыхать и ничего не делать. А если прям очень скучно — можно почитать книги. Книг было ужасно мало, но радовал факт того, что они вообще здесь были.
Приход Тивадара девушка ощутила по какой-то особенной благоговейности, охватившей сад. Остановилась, тяжело дыша, обернулась. Наклонила голову в знак приветствия.
— Мой князь.
Мужчина неспешно подошёл к ней, и Джайри ощутила его взгляд на своей груди. Тивадарцы не носили корсетов, а двойной слой ткани ничего особенно не скрывал. От бега грудь высоко вздымалась, щёки девушки раскраснелись.
— И тебе доброго дня, княгиня, — тяжело выговорил Тивадар. — Ты к знахарке ходила?
Джайри вспомнила едко-горький напиток, от которого её вытошнило, поморщилась и кивнула.
— Она сказала, что это дело не одного дня.
Князь положил руку девушке на живот, наклонился к уху и спросил шёпотом:
— Жаль с ним прощаться?
— Нет, — честно призналась Джайри. — Я не успела к нему привязаться.
Ей оказалось, что от его ладони по телу пошёл странный жар. Джайри отступила назад, обернулась к служанке.
— Шэйла, плащ.
— Что ты делаешь в саду? — Тивадар не делал попыток удержать её.
— Гуляю.
— Бегая?
Джайри прямо взглянула в его суровое лицо.
— Я люблю бегать, Великий князь. И прыгать. И скакать на лошади. Я люблю движение и ненавижу сидеть в четырёх стенах. Когда мне нельзя выйти из моей комнаты, я как-то острее чувствую, что я здесь — пленница.
Тивадар нахмурился, глаза сверкнули сталью. «Гневается», — поняла Джайри. Коснулась его руки, опуская глаза.
— Я оскорбила тебя, мой князь?
Мужчина коротко выдохнул и медленно пошёл вдоль персиковой аллеи. Джайри молча присоединилась к нему.
— Твой тон, — заметил Тивадар. — Не женский, Джайри. Ты говоришь так, как будто наносишь удар… Жёстко, как мужчина и равный. Но ты — женщина, и ты мне неровня. Ты не пленница в Золотом гнезде, ты — моя жена.
Девушка хмыкнула. Князь резко остановился. Недовольно обернулся к ней. Джайри задумчиво смотрела поверх ветвей, готовых расцвести. Туда, где виднелись серые зубчатые стены.
— Весна, — прошептала княгиня. — Солнце встаёт рано-рано, и там, за стеной, лес, должно быть, уже начал покрываться зеленью. И косули бродят меж стволов по мягкой траве. Но мой удел — эти стены. И клочок неба над головой. И этот садик. Он прекрасен, мой князь, но… Я всё-таки пленница. Хоть и княгиня.
Она обернулась к нему и нежно коснулась рукой его плеча.
— Не сердись. Пойми, я… Я могла проскакать верхом весь Серебряный щит. В карете могла проехать от Западного мыса до Шёлковых гор. Я видела снежные шапки Медвежьей цепи и цветущие сады Южного щита. Ты прав, я — неровня тебе. Но и воробей — неровня человеку. А всё же летает, где сам хочет.
Тивадар схватил её за плечи и встряхнул.
— Ты была шлюхой королевского ублюдка, Джайри, — прорычал в бешенстве. — Фальшивая свобода. Продажная.