Поцелую тебя дважды

Уинтерс Уиллоу

— Знаешь, моя мама любила моего отца, и он любил ее тоже? — спрашиваю я ее. — Ты никогда их не встречала, не так ли? — Я говорю, не думая. Позволяя всему выплеснуться наружу. Это не может быть более безрассудным, чем то, что предложил Картер. Я не осознаю, что задерживаю дыхание, пока она не ложится рядом со мной и ее тепло не окутывает меня.

— Я видела твоего отца однажды.

— До или после смерти моей мамы?

— После.

— Он сломался, когда она умерла. Он был лучше, когда она была жива.

На мгновение между нами повисает тишина, пока она пытается ответить. Наконец

она признается:

— Я слышала кое-что.

— Что? — спрашиваю я, глядя на потолочный вентилятор с вращающимися лопастями.

— Он избил тебя. Он употреблял наркотики и заставлял Картера их продавать.

— Он был алкоголиком и жестоким ублюдком.

— Мне жаль. — Воздух между нами пропитан раскаянием и неуверенностью.

— Я не хочу потерять тебя, Брейлинн, я не знаю, кем я стану, если ты меня оставишь. — Я выплевываю признание, открывая ей ту сторону себя, которую я не хочу признавать. Это только для нее, и, конечно, если она это знает, она поймет.

Тихо. Слишком долго тихо, прежде чем она пробормотала вопрос, на который уже знала ответ.

— Мне… можно уйти отсюда? Я не хочу тебя оставлять. Я просто… мне нужно позвонить маме, но я не звонила, потому что она попросит о встрече, а я не знаю, смогу ли.

Я не отвечаю сразу. Вместо этого я сглатываю, чертовски хорошо зная, что она хочет уйти, потому что боится. Как и сказал Картер. Это нож в моей груди.

— И мне нужно пойти домой и… — начинает она, но я ее перебиваю.

— Я бы предпочел, чтобы ты этого не делала прямо сейчас. — Мой тон становится тверже, бессердечнее, поскольку я убираю отчаяние в пользу контроля.

Я пыталась, моя Брейлинн.

По крайней мере, я могу сказать, что пыталась. Она может ненавидеть меня за то, что я сейчас держу ее в ежовых рукавицах, но, по крайней мере, она будет жива в конце этого.

— Это не значит навсегда — я хочу, чтобы ты осталась хотя бы на данный момент. — Я дам тебе все причины остаться.

Перевернувшись на бок, я встречаюсь с видом ее грудей, тонкая рубашка едва прикрывает их. Одна лишь мысль о том, чтобы быть с ней более требовательным, более строгим и даже жестоким, если она ослушается, заставляет мой член твердеть. Дотянувшись до тонкой ткани, я щипаю один из ее сосков, и сдавленный стон и дрожь, которые она мне дает, усиливают мою растущую потребность.

— Ты боишься, — говорю я и смотрю на нее.

— Да. — Кровать стонет, когда мой вес смещается, и я толкаю ее плечо вниз, заставляя ее лечь подо мной, пока я медленно возвышаюсь над ней.

— Тебе нужно слушать меня и делать то, что я говорю, а это значит, что ты останешься здесь на некоторое время. — Я бормочу команду, стягивая одеяло вниз, а затем поднимая подол ее рубашки. От холодного воздуха ее соски твердеют. Она нисколько не протестует, хотя и задается вопросом: — Мне вообще нельзя уходить?

— Ты здесь в безопасности, и поэтому ты останешься здесь. — После прямого ответа я опускаю губы к ее соскам и поочередно посасываю каждый, затем покусываю ее полную грудь. Ее глаза полуприкрыты, но ее мысли в другом месте.

— Скажи мне, о чем ты думаешь, — приказываю я ей.

— Они собираются меня убить? — спрашивает она и затем сглатывает.

Кажется, мы оба находимся в состоянии внутренней войны. Что несправедливо. Этот беспорядок должен убрать я. Я уже сказал ей это.

— Ты будешь меня слушать, — приказываю я ей, пока мой большой палец разрывает ткань на ее бедрах. Я оттягиваю его и поднимаю ее бедра так, чтобы мои бедра оказались там, где я хочу, между ее ног. Мой член жаждет наказать ее киску за то, что она снова бросила мне вызов.

— Если бы кто-то другой когда-либо прикоснулся к тебе, — тихо отвечаю я и проверяю вес ее грудей, прежде чем размять их и поцеловать ее нежную плоть — я бы убил их медленно. Они бы умерли в агонии и сожалении.

Она вздрагивает, и между нами разгорается страсть. Ее голова откидывается назад, и я не тороплюсь, позволяя кончикам пальцев скользить по ее мягкой коже, оставляя мурашки.

— Я уже говорил тебе, ни одна душа не тронет тебя, пока ты будешь слушаться меня и подчиняться, — напоминаю я ей, и угроза того, что случится, если она заставит меня сказать ей снова, вертится у меня на языке, но вместо того, чтобы произнести слова, я обнаруживаю, что целую ее. Ее губы раздвигаются для меня, ее ноги обхватывают мои. Она слаба для меня, когда я силен для нее. Она отчаянно нуждается во мне, как и я для нее, но только когда я требую этого.

Все это моя вина, что я был слаб, когда дело касается ее. Я принял решение. Я хочу ее, но единственная сторона, которую ей позволено видеть, это та, где я доминирую над ней, где у нее нет выбора. Это та сторона меня, которую она хочет и в которой нуждается.

— Ты ведь моя, не так ли?

— Да.

— Моя милая наивная девочка, ведь ты всегда будешь такой, не правда ли?

— Да, Деклан. —

И ты любишь меня, не так ли?

Я почти сомневаюсь. Но я останавливаю себя и вместо этого спрашиваю:

— И ты никогда не оставишь меня, не так ли? — Я поглаживаю свой член один раз, а затем просовываю головку между ее скользкой щелью.

— Никогда. Я не уйду, пока ты мне не скажешь. — Слова вырываются из нее, когда я слегка наклоняю ее бедра, сжимая ее чуть ниже задницы, достаточно сильно, чтобы оставить синяк.

— Это моя хорошая девочка, — бормочу я ей в ухо, а затем вонзаюсь в нее. Бля. Ее киска — рай. Тугая и гостеприимная, пока я трахаю ее так глубоко, как только могу, не торопясь с каждым толчком.

Когда я стону ей в шею, позволяя удовольствию пройти сквозь меня, я мельком вижу мою прекрасную Брейлинн. Ее глаза закрылись в восторге, ее губы приоткрылись в наслаждении.

Это все, что нам нужно. Я качаюсь на ней, зная, что ей это нравится. Что она чертовски любит меня и все, что я с ней делаю. Когда я ускоряю темп, она пытается заглушить свои стоны простыней, и будь я проклят, если позволю этому случиться.

Сжав простыню в кулаке, я вырываю ее у нее.

— Не смей, моя маленькая игрушка для секса. Дай мне услышать тебя. — Держа руку на ее горле, большой палец на ее подбородке, заставляя ее смотреть на меня, я трахаю ее сильнее и глубже. Ее ногти впиваются в мои плечи, когда она цепляется за меня, стонет мое имя, пока я подвожу ее все ближе и ближе к краю, с которого мы оба отчаянно хотим упасть.