Подвиг
Шрифт:
— Можетъ, не знаете, раньше была Большая Монетная?
Нордековъ совсмъ смутился. Онъ прекрасно зналъ, гд была Большая Монетная. Пройти еще шаговъ пятьсотъ и проспектъ пересчетъ эта улица. Но признать, что онъ знаетъ Большую Монетную и не знаетъ улицы «товарища Скороходова», — показать, что онъ прiзжiй. Въ каждомъ встрчномъ Нордековъ видлъ агента Гепеу, шпiона, доносчика. Кто этотъ веселый молодой человкъ съ быстрыми насмшливыми глазами? Дйствительно Вузовецъ, или … Нордековъ уже взялся за стило.
— He знаю, гражданинъ, не знаю-съ, — быстро сказалъ онъ.
«Приподнимать каскетку или нтъ», — мелькнуло въ голов. «Провалился … пропалъ … Первый блинъ комомъ», — думалъ онъ и не зналъ, что же длать, но Вузовецъ
— Извиняюсь, — и пошелъ дальше.
«Вотъ она и Большая Монетная, а вдь тотъ молодой человкъ идетъ въ противоположную сторону. Позвать его?.. Нтъ, онъ уже далеко. Чего добраго завяжется разговоръ, ну и влипну» …
На углу стояла желзная тумба для окурковъ и бумагъ. Шестъ съ вывской, гд было написано: — «улица имени тов. Скороходова» и указатель номеровъ домовъ торчалъ сбоку. Совсмъ какъ въ Берлин!
Солнце пригрвало. Отъ мокрыхъ асфальтовъ поднимался прозрачный паръ. Нордековъ выбрался на Невскiй. Здсь было чище. Кое-гд яркая раскраска домовъ и громадныя аляповатыя въ кубистическомъ стил намалеванныя афиши на круглыхъ будкахъ рзали глазъ, но это былъ тотъ же Невскiй, какимъ зналъ его Нордековъ. Онъ читалъ вывски. «Промбанкъ», «Ленинградскiй коммунальный банкъ», «Ленинградское соединенное общество взаимнаго кредита» … Какъ-то не совмщалось это съ представленiемъ о государств, гд капиталъ отмненъ. Въ окнахъ книжнаго магазина были разложены книги. Нордековъ остановился передъ ними. Надъ магазиномъ была вывска: «Рабочее издательство «Прибой». Нордековъ зналъ эти книги. Ястребовъ показывалъ и заставлялъ учить ихъ. «Библiотека для всхъ», «Ленинская библiотека», «Коммунистическiй Университетъ на дому», «Ленинскiй Комсомолъ», «Искра» … Все это за зеркальнымъ стекломъ магазина показалось Нордекову особенно внушительнымъ. Нордековъ отошелъ отъ окна и посмотрлъ еще разъ на Невскiй. Онъ былъ все тотъ же милый, родной Невскiй. Такой, какъ былъ во времена воспвшихъ его Пушкина и Гоголя. И каланча надъ Думой и вдали, надъ зеленою полосою Александровскаго сада, Адмиралтейская игла съ золотымъ корабликомъ. Панели Пудожскаго камня, асфальтовые троттуары и перевернутый для ремонта торецъ, съ рогатками по сторонамъ. Звонили трамваи. Они неслись цлою чередою: 12-й, 23-й, 14-й и 7-й. Все было какъ и прежде.
Нтъ, это только такъ казалось. Городъ остался. Дома остались, трамваи остались, но былъ городъ точно завоеванъ непрiятелемъ. Толпа на Невскомъ была не та. Нордековъ долго подбиралъ сравненiе. Точно пожаръ выгналъ на улицу обитателей гостинницы, и они выскочили, кто во что усплъ одться. Пожилой человкъ съ пухлымъ, бритымъ актерскимъ лицомъ шелъ навстрчу. На немъ была рубашка, желтоватые, просторные штаыы съ помочами и обнажекная лысая голова. Онъ шелъ медленно. Его костюмъ не стснялъ. Какъ не стснялъ онъ никого здсь. Блузки, небрежно подоткнутыя подъ юбки, короткiя платья, мало кто изъ женщинъ былъ въ чулкахъ, мало кто въ шляпк, какъ и мужчины — большинство безъ шляпъ. Во всхъ какое-то «опрощенiе», какое-то «наплевательство» надъ костюмомъ и модой и будто вызовъ самимъ приличiямъ. Бдность? Нтъ, не только бдность, но и умыселъ. И такъ это было странно видть въ Державномъ, всегда такомъ подтянутомъ Петербург!
Встрчались и красноармейцы и, должно быть, курсанты. Они казались щеголевато и хорошо одтыми. Но когда вглядлся въ нихъ Нордековъ, онъ понялъ, что они только казалисьхорошо одтыми, казались на фон этой грязной и бдной толпы. Ихъ смятыя фуражки съ небрежно пришпиленной красной звздой, ихъ шаровары съ уродливыми «бриджами», пузатыми на короткихъ нестройныхъ ногахъ, ихъ плохо одернутыя рубашки и грубый ремень: все это было низко-сортное и отнюдь не щегольское.
Вдали, какъ виднiе прошлаго, какъ призракъ стараго Петербурга, шла старуха. На ней была большая старомодная черная шляпа, длинная юбка спускалась до
— Поди изъ графьевъ какихъ! … Барыня была! … Побируха старая!..
Вся компанiя захохотала.
Ее, этотъ призракъ стараго, умершаго Петербурга они только терпли. Они — завоеватели! … Строители новой, прекрасной жизни!
Нордековъ вспомнилъ, какъ однажды сказалъ его сынъ, Шура, его тещ, что людей старше шестидесяти лтъ надо усыплять … Эту не усыпили … Ей дали жить … Но … какъ!!.
Холодныя струи побжали по спин Нордекова. Стало страшно. Онъ ускорилъ шаги. Думскiе часы показывали приближенiе часа, когда еще на Россiйскомъ острову было условлено свиданiе съ мстнымъ «братомъ Русской Правды» …
XII
Было воскресенье. Въ церкви, куда вошелъ Нордековъ, шла литургiя. И тутъ было не то, чего ожидалъ Нордековъ. Церковь не была полна. Она не «ломилась» отъ молящихся, но она и не была пуста. И не были въ ней только старики и старухи. Много было и молодежи, Вузовскаго и рабочаго вида. Стройно и хорошо плъ маленькiй хоръ изъ восьми человкъ. Старый священникъ служилъ съ умилеиною врою.
Обдня приходила къ концу. Причетникъ вынесъ маленькую скамеечку — будетъ колнопреклоненная молитва. Кто опустился на колни, кто остался стоять. Нордековъ не преклонилъ колнъ: — такъ легче оглядть прихожанъ.
На священник старыя, очень потертыя ризы. Онъ съ большими страдающими, изступленными глазами, неровной торопливой походкой прошелъ на середину храма.
— «О, премилосердный, всесильный и человколюбивйшiй Господи, Iисусе Христе, Боже нашъ, Церкви Зиждителю и Хранителю», — началъ онъ въ мертвой молитвенной тишин храма. Чуть раздались вздохи и кто то едва слышно всхлипнулъ.
— «Воззри благосерднымъ окомъ Твоимъ на сiю люто обуреваемую напастей бурею.
«Ты бо реклъ еси, Господи: «Созижду Церковь Мою и врата адовы не одолютъ Ю».
Нордековъ чувствовалъ старый, такъ привычный «церковный» запахъ кругомъ. Этому запаху воска, лампаднаго масла и ладана — вка. Онъ вошелъ и впитался въ самыя стны. Онъ точно оттнялъ и усиливалъ слова, такъ сильно звучавшiя на славянскомъ язык и по старинному говорившiя о близкомъ, сегодняшнемъ.
— «Помяни общанiе Твое не ложное: — «Се Азъ съ вами есмь во вся дни до скончанiя вка», — со знойною, страстною врою выкрикнулъ священникъ.
«Буди съ нами неотступно, буди намъ милостивъ, — молитъ Тя многострадальная Церковь Твоя, — укрпи насъ въ правоврiи и любви къ Теб, благодатiю и любовiю Твоею заблуждающiе обрати, отступльшiе вразуми, ожесточенные умягчи.
«Подаждь, Господи, во власти сущимъ разумъ и страхъ Божiй и вложи въ сердца ихъ благая и мирная о Церкви Твоей.
«Всякое развращенiе и жизнь, несогласную христiанскому благочестiю, направи. Сотвори, да вси свято и непорочно поживемъ, и тако спасательная вра укоренится и плодоносна въ сердцахъ нашихъ пребудетъ.
«He отврати Лица Твоего отъ насъ, не до конца гнвающiйся Господи. Воздаждь намъ радость спасенiя Твоего.
«Всяку нужду и скорбь людей Твоихъ, огради насъ всемогущею силою Твоею отъ напастей, гоненiй, изгнанiй, заключенiй и озлобленiй, да Тобою спасаеми, достигнемъ пристанища Твоего небеснаго и тамо съ Лики чистйшихъ небесныхъ силъ прославимъ Теб, Господа и Спасителя Нашего со Отцомъ и Святымъ Духомъ во вки вковъ» …