Погоня за судьбой
Шрифт:
— Лиз… Ты чего так рано?
— Софи, — произнесла я, — а вдруг ты мне всего лишь снишься? Вдруг я сейчас открою глаза, а тебя нет? Я цепенею при мысли о том, что ты исчезнешь, как только я проснусь.
— Я здесь, — ответила она, и моей щеки коснулся бархат её пальцев.
— Пожалуйста, не исчезай, — попросила я.
— Так и быть, уговорила.
Я открыла глаза. Софи улыбалась и гладила меня по волосам. Затем неожиданно села на кровати, с хрустом потянулась, щёлкнула пальцами и приказала:
— Включить дневной вид из окна и телевизор!
Тут
Снаружи, за окном до сих пор была долгая ночь. Ещё одна долгая ночь в бесконечной череде таких же долгих ночей.
— У тебя ведь сегодня заслуженный выходной? — жизнерадостно спросила Софи, каким-то шестым чувством улавливая мои мрачные вибрации. — Как насчёт прогуляться? Позавтракаем, возьмём твоего Ваню. Вася уже, наверное, его на шасси поставил. Сходим в парк, там заодно и проверим его ходовые качества. А вечером – к Матвееву на посиделки.
Я вымученно улыбнулась. Как скажешь, моя Софи. Как скажешь…
* * *
В парке было довольно людно – под растянутой по всей поверхности огромного купола имитацией дневного неба гуляли мамы с колясками, из-за синеватой рощи раздавался звонкий детский смех. Извилистый рукотворный ручей с тихим журчанием протекал сквозь парк, разрезая его на несколько частей, соединённых горбатыми мостиками, словно скрепками гигантского степлера. Где-то в куцых зарослях щебетала птица.
Мимо, со стороны Комплекса Физкультуры и Здоровья проследовала стройная процессия ребятишек с огромными рюкзаками на плечах и с хоккейными клюшками в руках. Шествие замыкал долговязый тренер, с подозрением косившийся на нашу маленькую компанию.
На спинке добротной дубовой скамьи, на которой расположились мы с Софи, калёным железом была выдавлена надпись: «Россу-154 от благодарного человечества, 2112 год». Рядом с нами стояла грубая и шаткая конструкция на гусеницах, которую венчал контейнер с дядей Ваней внутри. Периодически камера на суставчатом приводе с жужжанием поворачивалась, обозревая окрестности – старик осваивался со своим новым «телом».
— Знаешь, Софи, — сказала я, — до сих пор удивляюсь, как идеально здесь всё работает. Словно часы, без единого сбоя. Все имеют свой трёхразовый паёк строго по расписанию, причём у всех свои особенности. Мне раздатчик наваливает побольше мяса – или как оно тут называется, – а детям отсыпает двойную порцию творога… Да, я заглядываю в чужие тарелки, ничего не могу с собой поделать…
— Умная автоматизация, — усмехнулась Софи. — Тебя уже математически посчитали, определили твои потребности и в соответствии с ними поддерживают твою сбалансированную полноценную жизнедеятельность. Всё решили за тебя.
— Попробуй реши что-нибудь за землянина-патриота, — усмехнулась я. — Он тебе миску с салатом на голову наденет и закажет четверной
— Точно. Заботу они там называют «ущемлением прав». Но, с другой стороны, за заботой может скрываться что угодно – от коварного плана маркетологов какой-нибудь корпорации до коварного же плана правительства…
Кажется, конспирологические теории всегда жили в головах у людей. Только в разное время они назывались по-разному и имели разную атрибутику. Древние люди боялись и страшились стихийных бедствий, воспринимая их как божественные проявления. В средние века рядом с человеком жили разнообразные чудовища – сирены, лешие, черти и василиски. С приходом технологий и всеобщего образования всё, казалось, должно было измениться – но не изменилось нисколечко.
Эти самые технологии сами обросли мистическими наростами суеверий. Средневековые страхи перед вакцинами, нейроимплантами, НЛО и вышками связи до сих пор заставляют немалую долю человечества суеверно сходить с ума, опровергая все представления футурологов начала двадцатого века о людях будущего. Мир тогда грезил трансгуманизмом, и сейчас мы должны были бы жить в обществе роботов, которые творят сами себя из механизмов, но нет – большинство полагались на свои старые-добрые кости, сухожилия и органы, в которые никакой корпорат или правительственный злодей не сможет так просто зашить вредоносную программу…
Из зарослей с хрустом и треском вынырнули пара малолетних сорванцов, спугнув маленькую серую птичку, которая тут же упорхнула в другой конец парка. Громко хохоча и петляя между деревьями, дети быстро отдалялись и вскоре скрылись за кустами. Где-то приглушённо мяукала кошка – редкое явление в здешних краях. За проведённый здесь месяц я воочию видела настоящую кошку всего лишь раз – голографические были не в счёт.
— А ещё мне удивительно, что здесь нет богатых и бедных, — заметила я. — Я как-то к такому не привыкла. Любое общество, какое ни возьми, сразу же начинает делиться внутри себя по признаку благосостояния, а здесь этого нет…
Камера с жужжанием повернулась в мою сторону, и откуда-то из чрева колченогой машины хрипло зажужжал модулятор:
«Сдаётся мне, что здесь кроются вещи пострашнее. Я не склонен верить в то, что людей можно в корне поменять за пару поколений, сделав из них совершенных существ. Что ты, в сущности, видела, кроме своей фермы?»
— Я вижу, что люди обеспечены всем необходимым, но всё совершенно одинаковое. Выбрать здесь можно только компот на обед и, пожалуй, жилище раскрасить по вкусу.
«Старый, хорошо подзабытый механизм общественного устройства, придуманный ещё в позапрошлом веке. Называется – от каждого по возможностям каждому по потребностям».
— А если моя потребность в том, чтобы съесть за день не два грублока, а три? Или, например, платье новое купить?
«Не путай потребность с желанием. Если у тебя износилась одежда, у тебя появляется потребность в новой. А если тебе не нравится цвет новой – это уже твоя личная проблема. Потому что все излишки вложены в развитие общества в целом, а не в прихоти индивида».