Похождения Тома Соуэра
Шрифт:
Слова звучали правдивостью. У старушки невольно дрогнулъ голосъ, когда она проговорила:
— Поцлуй меня опять, Томъ… А теперь, маршъ въ школу! Не надодай мн больше!
Лишь только онъ ушелъ, она бросилась къ шкафу и вынула изъ него изорванную куртку, въ которой Томъ воротился изъ своихъ похожденій. Но она остановилась, держа ее въ рукахъ.
— Нтъ, — говорила она себ, - не смю. Бдняжка, я знаю, что онъ солгалъ… но ложь-то благая, она такъ утшительна. Я надюсь, что Господь… я убждена, что Господь проститъ ему, что онъ солгалъ, потому что это сдлано отъ доброты сердечной. Но я не хочу удостовряться въ его лжи… не буду смотрть.
Она повсила куртку на мсто и постояла въ раздумь съ минуту. Два раза протягивала она
— Солгалъ съ доброй цлью… съ доброй цлью… и такая ложь не можетъ меня огорчить. — Она отыскала карманъ… Черезъ мгновеніе, она уже читала, сквозь слезы, написанные Томомъ на кор, и говорила:
— Я готова теперь простить мальчику цлый милліонъ грховъ!
ГЛАВА XX
Въ послднемъ поцлу тети Полли было что-то смывшее съ души Тома всякую печаль; онъ былъ снова бодръ и веселъ. По дорог въ школу, на лугу, ему посчастливилось встртить Бекки Татшеръ. При своемъ новомъ настроеніи, онъ подбжалъ къ ней безъ всякаго колебанія и сказалъ:
— Я велъ себя очень подло сегодня, Бекки, и мн досадно на это. Я уже боле никогда, никогда въ жизни, не буду поступать такъ. Помиримся, прошу васъ… Согласны?
Двочка остановилась и взглянула ему въ лицо презрительно:
— Я буду вамъ очень благодарна, м-ръ Томасъ Соуеръ, если вы оставите меня въ поко. Я не намрена разговаривать съ вами боле никогда!
Она отвернулась и прошла дале. Томъ былъ такъ пораженъ, что не нашелся даже отвтить ей: «Очень нуждаются въ васъ, мссъ Задери-носъ!», а потомъ подходящая для этого минута уже прошла. Онъ пошелъ въ школу, нахмурясь и очень сожаля о томъ, что Бекки не мальчикъ: задалъ бы онъ ей трепку! Она снова попалась ему на встрчу и онъ отпустилъ колкое замчаніе на ея счетъ. Она отвтила ему такимъ же порядкомъ и разрывъ сталъ окончательнымъ. Бекки была такъ озлоблена, что не могла дождаться, когда же «засядутъ» опять и Тому достанется за испорченный учебникъ. Если у нея было малйшее намреніе выдать Альфреда Тэмпля, то оно пропало посл обидныхъ словъ Тома.
Бдная двочка не знала, какъ ее самое подстерегала бда. Учитель, м-ръ Доббинсъ, дожилъ до среднихъ лтъ, не удовлетворивъ своего честолюбія. Задушевною его мечтою было сдлаться докторомъ, но бдность присуждала его оставаться на всю жизнь учителемъ въ сельской школ. Онъ вынималъ, ежедневно, изъ своего письменнаго стола какую-то таинственную книгу и погружался весь въ ея чтеніе, когда не спрашивалъ учениковъ. Онъ держалъ эту книгу всегда подъ замкомъ. Не было ни одного школьника, который не томился бы желаніемъ заглянуть въ эту книгу, но это не удавалось никому. Каждый мальчикъ и каждая двочка составляли свое представленіе о ней, но, при этомъ, не было и двухъ мнній схожихъ, а фактически добраться до истины было немыслимо, Въ этотъ разъ, проходя мимо учительскаго стола, Бекки замтила, что ключъ торчитъ въ замк! Минута была драгоцнна. Бекки осмотрлась кругомъ, увидла, что она одна, и выхватила книгу. Заглавіе на обертк: «Анатомія», какого-то профессора, не объясняло ей ровно ничего, и потому она стала перелистывать книгу. На первой же страниц ей представилась красивая раскрашенная гравюра, изображавшая человка. Въ это самое время какая-то тмъ заслонила свтъ: Томъ Соуеръ стоялъ на порог и смотрлъ… Бекки быстро захлопнула «Анатомію», чтобы спрятать ее, но, второпяхъ, разорвала гравюру чуть не до половины. Она сунула книгу въ ящикъ, повернула ключъ, залилась слезами и крикнула съ яростью:
— Томъ Соуеръ, это боле чмъ низко съ вашей стороны, шпіонить за другими и смотрть на то, что они смотрятъ!
— Почему мн было знать, что вы здсь что-то смотрите?
— Стыдитесь, Томъ Соуеръ!.. Вы хотите донести на меня!.. О, я несчастная, что мн длать!.. Меня выскутъ, а я никогда еще не была бита въ школ!
Она топнула
— Будьте такъ подлы, если желаете!.. А я знаю, что еще прежде случится. Подождите и увидите!.. Противный, противный, противный!.. — она выскочила изъ комнаты и убжала, зарыдавъ снова.
Томъ стоялъ неподвижно, ошеломленный такой бурной выходкой. Онъ думалъ:
— Что за глупый народъ эти двочки! Никогда ее не били въ школ! Невидаль какая битье!.. Извстно, бабы; кожа нжна и сердце, что у курицы. Я-то, разумется, не донесу старику Доббинсу на эту дурочку, потому что могу ей отплатить чмъ-нибудь другимъ, безъ такой низости, но, все-таки, что же выйдетъ? Старикъ Доббинсъ станетъ спрашивать, кто разорвалъ книгу? Вс промолчатъ. Тогда онъ примется своимъ обычнымъ путемъ спрашивать всхъ по-очереди; и когда дойдетъ до настоящей виноватой, то угадаетъ и безъ ея словъ. У двочекъ всегда можно узнать по лицу. Он не умютъ себя выгородить. Быть ей битой. Да, плохо приходится Бекки Татшеръ, не отвертться ей… — Онъ поразмыслилъ еще, потомъ прибавилъ:- Ну и подломъ. Она порадовалась бы, если бы я такъ попался, пусть же сама отвдаетъ!
Онъ присоединился къ толп школьниковъ, звавшихъ по сторонамъ на двор, но скоро учитель явился и вс «засли». Томъ не чувствовалъ особаго призванія къ занятіямъ и все поглядывалъ въ сторону двочекъ; личико Бекки смущало его. Судя по всему, ему нечего было жалть ее, но дале этого безчувствія онъ не могъ идти; онъ не чувствовалъ ни малйшаго торжества. Когда же открылось, что учебникъ Тома испорченъ, мальчику стало уже не до чужихъ длъ. Бекки какъ бы очнулась при этомъ изъ своей мрачной задумчивости и выразила большое участіе къ тому, что происходило. Она была уврена, что Тому никакъ не удастся оправдаться, если онъ и станетъ клясться, что не проливалъ чернилъ на свою книгу. И она не ошибалась: запирательство только ухудшило дло. Бекки полагала, что это ее порадуетъ, до вышло какъ-то не такъ. Въ самую роковую минуту, она чуть не вскочила, чтобы разсказать про Альфреда Тэмпль, но сдлала надъ собою усиліе и промолчала, «потому, — говорила она себ, - что онъ же хочетъ донести на меня, скажетъ, что это я разорвала гравюру. Такъ не промолвлю я ни слова, будь то даже для спасенія его жизни!»
Томъ перенесъ наказаніе и воротился на свое мсто безъ особеннаго унынія, думая, что, можетъ быть, онъ въ самомъ дл самъ опрокинулъ чернильницу на свою книгу, какъ-нибудь зазвавшись. Если онъ отпирался, то лишь по форм, для соблюденія обычая, и не поступился своимъ отрицаніемъ, такъ сказать, изъ принципа.
Прошелъ цлый часъ, учитель дремалъ, сидя на своемъ трон, въ воздух стояло усыпляющее гуднье; но мало по малу м-ръ Доббинсъ началъ потягиваться, звнулъ, потомъ отперъ свой столъ, запустилъ въ него руку, но только долго, какъ бы не ршался, вынуть-ли книгу или нтъ? Ученики поглядывали на него безучастно, но были среди ихъ двое, которые зорко слдили за всми его движеніями. М-ръ Доббнисъ повертлъ разсянно свою «Анатомію»; наконецъ, вытащилъ ее и услся читать.
Томъ бросилъ взглядъ на Бекки. Ему вспомнился беззащитный, загнанный зайчикъ, на котораго нацливалось ружье. Въ эту же минуту всякое воспоминаніе о разрыв съ Бекки исчезло изъ его головы. Надо было придумать что-нибудь, сейчасъ же, въ это мгновеніе! По самая настоятельность этого лишала его возможности собраться съ мыслями… Вотъ! Придумалъ! Надо броситься къ Доббину, вырвать у него книгу и убжать!.. Но онъ поколебался съ минуту, потому время было уже потеряно: учитель раскрылъ книгу. О, если бы можно было воротить случай назадъ! Нтъ, было уже поздно и всякій путь спасенія для Бекки былъ отрзанъ. Еще мгновеніе и м-ръ Доббинсъ обвелъ глазами всю школу…и передъ этимъ взглядомъ потупились вс ученики, потому что въ немъ было нчто, наполнявшее страхомъ и сердца невинныхъ. Натступило молчаніе, въ продолженіи котораго можно было счесть до десяти; учитель насыщалъ себя гнвомъ; потомъ онъ прогремлъ: