Похождения Тома Соуэра
Шрифт:
— Скоре въ палатку, ребята! — крикнулъ Томъ.
Они бросились бжать, спотыкаясь о пни и кусты въ темнот, въ разсыпную. Страшный вихрь бушевалъ среди чащи, заставляя ее гнуться со свистомъ. Одна ослпительная молнія слдовала за другою, одинъ громовой раскатъ за другимъ. Наконецъ, дождь полилъ, какъ изъ ведра, а поднявшійся ураганъ разносилъ его и гналъ цлыми потоками по земл. Мальчики перекликались между собой, но вой втра и грохотъ ударовъ заглушали ихъ голоса. Вс трое успли, однако, добраться до палатки и пріютились подъ ней, продрогшіе, испуганные, промокшіе насквозь. Но терпть не въ одиночку было все же большимъ утшеніемъ. Разговаривать они не могли, старымъ парусомъ такъ и хлестало; одно это уже заглушало голоса, если бы не было всякаго другого шума. Буря усиливалась и однимъ новымъ порывомъ втра сорвало парусъ съ закрпъ и
Но битва прекратилась, наконецъ, арміи разошлись съ затихающимъ ропотомъ и угрозами, и миръ былъ водворенъ снова. Мальчики воротились въ свой лагерь, порядочно перепуганные, но увидли, что имъ можно было еще быть благодарными, потому что большая смоковница, оснявшая ихъ ложе, была разбита громовымъ ударомъ; они успли на свое счастье выдти изъ подъ нея раньше, чмъ ее сразило.
Все въ ихъ становищ было залито; съ тмъ вмст, разумется, и костеръ, а они, подобно всему ихъ поколнію, были легкомысленны и не припрятали нигд дровъ на случай дождя. Это было очень непріятно, потому что они промокли до нитки и перезябли. Изливая краснорчиво свои жалобы на это, они примтили, однако, что огонь пробрался такъ далеко подъ большой пень, у котораго онъ былъ разложенъ (найдя себ проходъ тамъ, гд этотъ пень изогнулся и отсталъ отъ земли), что чуточка его осталась незалитой; терпливо стали они трудиться и, наконецъ, съ помощью бересты и хвороста, вытащенныхъ изъ подъ лежавшихъ деревьевъ, имъ удалось развести снова костеръ. Они натащили еще хвороста, сколько могли, и у нихъ запылалъ скоро такой огонь, который ободрилъ ихъ снова. Высушивъ на немъ свою вареную свинину, они задали себ пиръ и просидли потомъ у костра, расписывая на вс лады свое ночное приключеніе, до самаго разсвта, потому что не было кругомъ ни одного сухого мстечка, на которомъ можно было бы лечь спать.
Но когда солнце взошло, сонъ сталъ ихъ одолвать, они вышли на песчаную косу и прилегли тамъ. Проснувшись, почувствовали себя изломанными и занялись очень уныло приготовленіемъ своего завтрака. Но и посл ды они не могли придти въ себя, ощущали везд ломоту и снова тоску по дому. Томъ подмчалъ эти признаки и старался воодушевить пиратовъ. Но имъ ничего не хотлось: ни игры въ камешки, ни цирка, ни купанья, ршительно ничего. Тогда онъ напомнилъ имъ о знаменитой тайн и вызвалъ нкоторый проблескъ веселости. Пользуясь этимъ, онъ предложилъ имъ новое развлеченіе. Можно было перестать быть на время пиратами и стать индйцами для перемны. Эта мысль понравилась; черезъ нсколько минутъ вс они были уже раскрашены съ головы до ногъ черной грязью, проведенною въ вид полосъ, что длало ихъ очень похожими на зебръ. Вс трое, разумется, были вождями и отправились, въ такомъ вид, на раззореніе англійскаго поста.
Потомъ они раздлились на три враждебныя племени, кидались другъ на друга изъ засадъ съ дикимъ боевымъ кличемъ, убивались и скальнировались взаимно цлыми тысячами. День былъ очень кровопролитный, слдовательно, и весьма утшительный.
Они собрались къ ужину въ лагерь, счастливые и голодные. Но тутъ возникло затрудненіе: враждующіе индйцы не могутъ преломить хлба мира, не помирясь сначала, а помириться имъ невозможно, не выкуривъ трубки мира. О другомъ порядк вещей и не слыхано. Двое изъ дикарей почти пожалли о томъ, что не остались пиратами. Однако, другого пути не было; они изъявили, насколько могли, самую пріятную готовность къ обряду, потребовали трубку и пыхнули изъ нея, въ свою очередь,
Оказалось, что они выиграли кое-что, впавъ въ дикое состояніе: они увидли, что могутъ уже немного затягиваться безъ необходимости ходить за потеряннымъ ножомъ, потому что ихъ тошнило уже не до такой степени. Понятно, что они не были настолько глупы, чтобы пренебречь такимъ залогомъ для будущаго. О, нтъ, напротивъ того, они стали осторожно практиковаться посл ужина и провели такимъ образомъ самый веселый вечеръ. Они испытывали большую гордость и блаженство по поводу пріобртенія этого новаго таланта, чмъ оскальпировавъ и уничтоживъ вс шесть главныхъ индйскихъ племенъ. Оставимъ ихъ среди куренья, болтовни и хвастливости, пока намъ не придется заняться ими снова.
ГЛАВА XVIII
Но въ маленькомъ поселк не царило веселье въ мирные послобденные часы въ ту субботу. Гарперамъ и семь тети Полли приходилось облекаться въ трауръ, среди великаго горя и слезъ. Въ обывательскихъ домахъ господствовала непривычная тишина, хотя и безъ того тутъ шумно никогда не бывало. Вс занимались своимъ дломъ разсянно, говорили мало, за то часто вздыхали. Дти точно тяготились субботнимъ отдыхомъ; они играли между собой неохотно, а скоро перестали и совсмъ.
Посл обда Бекки Татшеръ ходила грустно одна по опустлому школьному двору. Она чувствовала крайнее уныніе и не находила себ никакого утшенія.
— О, — говорила она себ, - если бы у меня была опять хотя бы только та мдная кнопка отъ ршетки! Нтъ у меня теперь ничего, чмъ бы его вспомнить!
И она подавила легонькое рыданіе; потомъ остановилась и продолжала:
— Вотъ, это было на этомъ самомъ мст. О, будь все снова, я ни за что не сказала бы этого… не сказала бы ни за что на свт!.. Но его нтъ боле въ живыхъ и я не увижу его боле никогда… Никогда, никогда!
Эта мысль ее угнетала до-нельзя и она пошла прочь, а слезы такъ и текли у нея по щекамъ. Появилось нсколько мальчиковъ и двочекъ, — товарищей Тома и Джо. Они стали смотрть черезъ ршетчатый заборчикъ и толковали почтительно о томъ, какъ поступалъ Томъ, такъ или этакъ, въ послдній разъ, когда они его видли; что сказалъ Джо, то или это, при какихъ-нибудь пустякахъ (въ которыхъ заключалось, однако, страшное пророчество, какъ теперь было ясно видно!) и вс говорившіе указывали въ точности на то мсто, на которомъ стояли погибшіе мальчики, прибавляя: «…а я стою тогда такъ… вотъ, совершенно такъ, какъ теперь… а онъ тамъ, гд ты…» Или: «я совсмъ рядомъ съ нимъ, а онъ засмялся… только меня что-то такъ и кольнуло… даже жутко стало, знаете… Тогда я не понялъ, что это значитъ, а теперь вижу!»
Потомъ начался споръ о томъ, кто былъ самымъ послднимъ, видвшимъ погибшихъ мальчиковъ; очень многіе отстаивали за собой это печальное преимущество, боле или мене опровергавшееся свидтельскими показаніями; и когда было окончательно установлено, кто именно видлъ и обмнялся съ ними послдними словами поздне прочихъ школьниковъ, эти счастливцы пріобрли какое-то священное значеніе и вс прочіе смотрли на нихъ съ уваженіемъ и завистью. Одинъ бдняжка, не имя за собою ничего другого, чмъ бы похвастаться, сказалъ, очевидно, гордясь этимъ воспоминаніемъ:
— А меня Томъ Соуеръ отдулъ одинъ разъ!
Но это поползновеніе прославить себя совершенно не удалось: очень многіе мальчики могли сказать тоже про себя и это весьма удешевляло отличіе. Дти скоро разошлись, продолжая благоговйно припоминать все, касавшееся пропавшихъ героевъ.
На слдующее утро, по окончаніи занятій въ воскресной школ, церковный колоколъ не зазвонилъ, какъ всегда, а началъ отбивать протяжные удары. Погода была тихая и печальный звонъ соотвтствовалъ грустной тишин природы. Прихожане начали собираться, останавливаясь не надолго въ притвор, чтобы побесдовать о печальномъ событіи. Но въ самомъ храм не было говора; молчаніе нарушалось однимъ похороннымъ шуршаньемъ платьевъ женщинъ, пробиравшихся къ своимъ мстамъ. Ни на чьей памяти еще маленькая церковь не бывала такъ биткомъ набита. Потомъ все стихло окончательно въ ожиданіи, и вошла тетя Полли съ Сидомъ и Мэри; слдомъ за ними шла семья Гарперовъ; вс они были въ глубокомъ траур. При вход ихъ, все собраніе, съ самимъ старымъ пасторомъ во глав, поднялось почтительно и стояло, пока они не заняли своихъ мстъ. Снова наступила тишина, прерываемая лишь изрдка подавленными рыданіями; потомъ пасторъ простеръ руки и прочелъ молитву. Былъ проптъ трогательный гимнъ и за нимъ провозглашенъ текстъ: