Похождения Тома Соуэра
Шрифт:
— Разумется.
— А я? — спрашивала Салли Роджэрсъ.
— Да.
— А я? — приставала Сюзи Гарперъ. — И Джо?
— Да.
И такъ продолжали вс, хлопая въ ладоши отъ радости, пока не напросилась такъ вся кучка, за исключеніемъ Тома и Эми. Но Томъ хладнокровно ушелъ, все разговаривая, и уводя Эми съ собою. У Бекки дрогнули губы и глаза застлались слезами, но она скрыла свое волненіе подъ притворной веселостью и продолжала болтать; только пикникъ потерялъ для нея всякую прелесть, да и все другое померкло. Она скрылась отъ подругъ, какъ могла скоре, забилась куда-то и тамъ «хорошенько выплакалась», какъ выражаются особы ея пола. Она просидла тамъ въ уныніи, съ уязвленнымъ самолюбіемъ, до самаго звонка; тутъ, она встала съ мщеніемъ въ глазахъ,
Во время перерыва уроковъ Томъ продолжалъ свой флиртъ съ Эми, ликуя отъ удовольствія, и пошелъ нарочно отыскивать Бекки, чтобы пронзить душу ей этимъ зрлищемъ. Онъ скоро увидлъ ее, но тутъ барометръ его опустился внезапно. Она примостилась уютно на скамеечк за школой и разглядывала книжку съ картинками вмст съ Альфредомъ Тэмпль; и оба они были такъ заняты этимъ, такъ тсно склоняли свои головы надъ книгой, что, повидимому оставались безучастны ко всему остальному въ мір. Ревность пронеслась раскаленною стрлою по жиламъ Тома. Онъ возненавидлъ самого себя за то, что отвергъ возможность помириться съ Бекки, когда она сама давала ему случай къ тому: называлъ себя дуракомъ и другими бранными именами, какія только могъ придумать; ему хотлось даже плакать съ досады. Эми весело продолжала болтать, потому что сердечко у нея такъ и пло, но у Тома языкъ отказывался служить. Онъ и не слушалъ, что Эми говорила, а когда она умолкала, ожидая, что онъ скажетъ, онъ бормоталъ, что попало въ отвтъ, иной разъ совсмъ невпопадъ. И онъ все поворачивалъ за уголъ школы, чтобы терзать свои взоры ненавистною сценой; его такъ и тянуло туда, хотя онъ приходилъ въ ярость, видя, что Бекки какъ будто даже не подозрваетъ его существованія въ этомъ мір! Такъ казалось ему, по крайней мр, но она видла его и торжествовала, сознавая, что побда за нею и что онъ страдаетъ теперь, какъ она страдала. Беззаботная болтовня Эми становилась Тому невыносимой; онъ сталъ намекать на неотложныя дла; время было ему дорого… Но это не дйствовало, двочка продолжала стрекотать. Томъ думалъ про себя: «О, чтобъ ее!.. Неужели никогда не отвяжется?» Наконецъ, онъ заявилъ, что ему нельзя боле мшкать съ тми длами, прибавивъ коварно, что онъ будетъ «поджидать» ее посл школы. Вслдъ за этимъ онъ убжалъ, ненавидя ее за все.
— Пусть бы еще другого мальчишку выбрала! — размышлялъ онъ, скрежеща зубами. — Всякаго другого, лишь бы не этого фигляра изъ Сентъ-Льюиса, который воображаетъ о себ, что онъ щеголь и аристократъ!.. Прекрасно!.. Я отдулъ васъ, сэръ, въ первый же день, когда вы здсь показались, и отдую опять!.. Подождите только, я уже васъ поймаю и тогда… Вотъ!
И онъ сталъ облегчать себ душу, колотя воображаемаго мальчика, размахивая по воздуху кулакомъ, топча и подбрасывая кого-то.
— Вотъ теб, вотъ теб!.. Будетъ съ тебя?.. Знай впередъ!
Воображаемая расправа кончилась къ его удовольствію, но онъ убжалъ домой въ полдень. Совсть не дозволяла ему выносить боле выраженія счастія и признательности со стороны Эми, а ревность гнала прочь отъ другого нестерпимаго зрлища. Бекки принялась снова за разсматриваніе картинокъ съ Альфредомъ, но, по мр того, какъ минуты проходили, а Томъ не являлся на муку, торжество двочки стало блекнуть и картинки перестали ее занимать; она стала задумчива, разсянна и тосклива; два или три-раза настораживала уши, заслышавъ чьи-то шаги, но Томъ не показывался; она почувствовала себя, наконецъ, совершенно несчастной и сожалла, что зашла слишкомъ далеко. И когда бдный Альфредъ, видя, что она ему измняетъ по неизвстной причин, попытался сказать:- О, вотъ прелестная картинка! Взгляните… — она вышла изъ терпнія к воскликнула:
— Ахъ, не надодайте! Что мн въ картинкахъ! — залилась слезами, вскочила и пошла прочь.
Альфредъ зашагалъ возл нея и началъ было ее утшать, но она крикнула:
— Убирайтесь и оставьте меня въ поко! Я васъ ненавижу! мальчикъ остановился, не понимая, чмъ онъ могъ ее разсердить. Сама она говорила, что будетъ смотрть картинки все время въ продолженіи рекреаціи.
ГЛАВА XX
Томъ пришелъ домой въ самомъ уныломъ расположеніи духа, а первыя слова, услышанныя имъ отъ тетки, показали ему, что онъ принесъ свое горе не туда, гд могъ бы найти себ утшеніе.
— Томъ, я съ тебя живого готова шкуру спустить!
— Тетя, что я такое сдлалъ?
— Сдлалъ не мало. Я-то, старая дура, бгу къ Сирин Гарперъ, думаю, что заставлю ее поврить всему этому вздору насчетъ сна, а, смотрите! Она уже знаетъ отъ Джо, что ты былъ здсь и подслушалъ вс наши разговоры. Не знаю, Томъ, что можетъ выдти изъ мальчика, который такъ поступаетъ. Больно мн видть, что ты могъ пустить меня къ Сирин Гарперъ, выставить меня передъ нею такою глупой, и слова невымолвилъ, чтобы меня удержать!
Это придавало новый оборотъ длу. Утромъ Томъ восхищался своею находчивостью, находилъ шутку весьма остроумной; теперь она казалась ему низкой и подлой. Онъ потупился и не зналъ даже сначала, что сказать; наконецъ, проговорилъ:
— Тетя, мн очень жаль, что я это сдлалъ… Но я никакъ не думалъ…
— Да, дитя мое, ты никогда не думаешь. Не думаешь ни о чемъ, кром угодливости самому себ. Ты придумалъ, какъ добраться сюда съ острова Джэксона, чтобы посмяться надъ нашимъ гореваньемъ, придумалъ, какъ одурачить меня своимъ сномъ; но теб не пришло въ голову пожалть насъ и избавить отъ безпокойства.
— Тетя, я вижу теперь, что это было подло, но, право же, я не хотлъ длать подлости. И я явился сюда въ ту ночь вовсе ни для насмшки надъ вами.
— А для чего же?
— Мн хотлось дать вамъ знать, что вы напрасно тревожитесь и что мы не утонули.
— Томъ, Томъ, не было бы конца моей душевной радости, если бы я могла врить тому, что у тебя была такая добрая мысль" но я знаю, что ея не было… и самъ ты это знаешь.
— Право же, тетя, я хотлъ… Прирости мн къ этому мсту, если я не хотлъ!
— О, Томъ, не лги… не лги. Ложь ухудшаетъ дло во сто разъ!
— Это не ложь, тетя, а сущая правда. Мн хотлось успокоить васъ, я затмъ и пришелъ.
— Я отдала бы все на свт, чтобы поврить теб; это загладило бы теб кучу грховъ, Томъ. Я обрадовалась бы тогда даже тому, что ты сбжалъ и продлалъ все дурное еще! Но это непослдовательно, Томъ: если за тмъ пришелъ, то отчего же ты не сказалъ, дитя мое?
— Видите-ли, тетя, когда зашла у васъ рчь о похоронной служб, мн вдругъ пришло на мысль, что намъ славно будетъ придти въ церковь и притаиться, и мн не хотлось такой штуки испортить. Вотъ почему я спряталъ кору опять въ карманъ и смолчалъ.
— Какую кору?
— А ту, на которой я вамъ написалъ, что мы отправились, чтобы стать пиратами. Я жалю, что вы тогда не проснулись, когда я поцловалъ васъ… честное слово, жалю!
Нахмуренное лицо тети Полли разгладилось и во взгляд ея промелькнула внезапная нжность.
— Ты поцловалъ меня, Томъ?
— Да, тетя.
— Въ самомъ дл, Томъ?
— Въ самомъ дл, тетя… Поврьте.
— Почему же теб вздумалось поцловать, Томъ?
— Потому, что я люблю васъ, а вы такъ стонали и мн было такъ грустно…