Поле Куликово
Шрифт:
– Прости, батюшка, но дело - неотложное. Обвенчай нас.
Поп положил книгу на аналой и посмотрел на просителей:
– А где же - ваши невесты?
Олекса смутился и лишь теперь обнаружил, что стоит в храме перед священником, не обнажив головы, снял шлем, и стал помогать Анюте. Коса упала ей на плечи, поп улыбнулся:
– Понятно. Надень: коли венца нет - и это сгодится. Мужней жене негоже стоять непокрытой. Косу-то расплести бы надо, да уж ладно. Как звать невесту?
– Анна, - прошептала девушка.
– Родителей-то спросила?
– Сирота - она, - ответил Олекса.
– При княгине Олёне служит, и той нет.
– Понятно. Помоги мне, Олекса Дмитрич, аналой
Женщины, прервав молитвы, следили за начавшимся обрядом.
– Венчается раб Божий Олександр и раба Божия Анна...
Олекса видел, как дрожит свеча в руке Анюты, и боялся, что выпадет. Это был бы недобрый знак. Он уже хотел поддержать её руку, но поп не затягивал обряда, и когда Анюта сказала: "Да" - её рука стала твёрже. Олекса поцеловал губы жены и подумал: "Куда же я тяну её, такую слабую, в воинский отряд?"
– Дай вам Бог долгих лет и добрых детей, - услышал чьи-то напутственные слова.
За дверью церкви Анюта расплакалась и Олекса обнял её. Всё произошло быстро, буднично, что и самому стало жаль чего-то. В Успенском храме зазвонил колокол, ему откликнулась звонница в Чудовом монастыре, потом подали свои голоса Архангельский собор и Спасский монастырь, бухнуло, поплыло басовитым раскатом над головой - в церкви Иоанна Лествичника был самый могучий колокол. Колокольный хор будто славил молодых и новую жизнь, которую они несли в этот мир. Несмотря на все тревоги, бронзовый перезвон будил в душе радость, веру в собственное бессмертие и бессмертие правды, за которую он сражался. Олекса почувствовал близость Бога. Да и где же Ему быть, Всеблагому, если не среди тех, кто из последних сил защищает свою жизнь, свои дома, свободу и жизнь детей?
Дорогой сказал:
– Не годишься ты в оруженосцы, жёнушка моя. Оставлю я тебя с Ариной - тебе не привыкать за мальцами смотреть.
– Нет уж, Олекса Дмитрич! То отпускать не хотел, а повенчались - норовишь от жёнки подальше? Не от телесной слабости я, Олексаша, свечу-то едва не обронила. Женщина - я. Не поймёшь ты, сокол мой, что для женщины - венчание. А уж такое венчание...
Она не досказала, и ему захотелось обнять её покрепче, но на улице было людно.
Конники покинули двор князя Владимира, когда на Соборной площади стало собираться посольство. Анюта выехала из ворот рядом с мужем, привыкая держаться за его правой рукой. Её саврасая всё время тянулась к рослому тёмно-рыжему скакуну Олексы, стараясь куснуть, рыжий всхрапывал и потряхивал головой, вроде бы сердясь, а в скошенном фиолетово-синем глазу сквозило удовольствие. Под железной одеждой трудно было угадать женщину, опустит ещё изукрашенную образом смерти личину - отрок при своём боярине. Следом попарно ехали дружинники, остававшиеся в ту ночь на княжеском дворе. Для них, видно, не было тайной особое расположение начальника к одной из девиц, весть об их венчании приняли без удивления, как и присутствие Анюты в отряде.
У коновязей Свиблова двора не было свободных мест, лошадей привязывали к кольям, вбитым в землю. Держась десятками, воины толпились у частокола и сидели на траве.
– За подворье ни шагу!
– приказал Олекса подбежавшим десятским.
– Коней не рассёдлывать.
– Увидел за спинами конников монастырского служку.
– Где - твоё воинство, святой отец?
– Да в амбарах спит.
– Много собрал?
– Всех-то с бабами сотня будет. Арина девиц привела - то мне большое облегчение с мальцами.
– Сухари, солонину привезли?
– Привезли. На первое время хватит.
– Поднимай. Снедь раздай поровну в узлы, а после веди к Тайницкой, там ждите меня.
– И обернулся.
– Отрок, лошадей!
Анюта, державшая
– Вавила - дома?
– Нет, боярин. С зарёй поднялся и ушёл в стрельну.
– Ты, хозяйка, живо бери мальцов и - бегом на подол, к Тайницкой башне. Скажешь там: я прислал.
Олекса толкнулся ещё в несколько дверей и всем, кого застал, повторил тот же приказ. На подворье князя Владимира он дождался, пока выйдет жена Адама с сыновьями, взял на седло младшего. Женщина заколебалась:
– Адам не велел никуда ходить.
– Пока князь правит посольство, воеводой оставлен я, и мои приказы не обсуждают. Ступай за нами, Устинья.
Мальчишка сидел впереди воина, крутил головой, ища глазами сверстников. Женщина шла у стремени, держа за руки старших, и взглядывала на всадника.
– Куда ты уводишь нас, Олекса Дмитрич? Адам же не велел...
– Я велю. Мне помощницы нужны, Устинья. Не всё Адам - и ты порадей за наше дело. Муж вернётся - дома будете.
Дорогой нагнали жену Вавилы. Она несла на руках спящего ребёнка, девочка цеплялась за её подол. Олекса знал, что старший сынишка Вавилы скончался от раны.
Перед Тайницкой уже собралась толпа детей и женщин. Монашек что-то объяснял стражникам. Дети жались к матерям, сирот поделили девицы из княжеского терема. Олекса отыскал взглядом вчерашних спутников по подземелью, которых приставил в помощь монашку с утра, подозвал, и лишь теперь они узнали, какая доля им выпала. Если до ночи он или кто-то другой не выведет их из подземелья, один из троих должен провести разведку через потайной выход за городом. В случае худшего самим думать, как быть: либо пожить в убежище, пока есть корм, либо сразу уводить женщин с детьми в сторону Волока-Ламского. Олекса советовал выбрать первое, уверенный в том, что хан не задержится под стенами Кремля больше недели.
Стражники наблюдали, как вереница детей и женщин потянулась в башенный подвал, к тайнику. Озарённые факелами подземные своды наполнились шелестом детских шагов, восклицаниями и шёпотом. Для маленьких москвитян это путешествие начиналось как сказка, но Олекса знал: их восторги будут недолгими. То, что предстояло взрослым, уходящим под землю, он представлял с трудом. Чтобы одолеть сильного врага, должны совершить свой подвиг и полководец, и ратник, и его мать, и его жена. Чей - выше, никто не знает. Он отправил двух воинов с монашком разделить подвиг матерей и жён. Как бы ни отличились его конники в боях с ордынцами, первых наград у воеводы он станет просить для тех, что ушли под землю с детьми. Если подвиг их состоится.
На верхнем ярусе башни старшина гончаров спросил его:
– Думаешь, спрятал цыплят от коршуна? Да ворвись татарва в детинец, она тут все щели обшарит.
– Ты, Устин, стоишь на самой безопасной стороне, - сказал Олекса.
– Случись беда, ты должен меня пережить. Так вот слушай, где укрыты мои цыплята...
Зазвонили колокола соборов: княжеское посольство покидало Кремль. Олекса подумал, что его конники стоят слишком далеко от самых опасных теперь ворот. Но приказ князя строг, как его нарушить? В конце концов, он сделал, что мог: посадил дозорного на колокольню Архангельского собора - в случае угрозы тот даст сигнал.