Поле Куликово

Иванов Сергей Иванович

– Благодарствуем, Томила Григорич, - сказал Олекса.
– Что же раньше молчал? Мы бы вылазку сделали.

– Вы и сделайте, когда осада затянется. Рано было. А вот ежели завтра ворота отворите, не худо бы иных людей в том ходу попрятать. Миром кончится дело - вернёте их, беда случится - выберутся да и уйдут лесами на Волок.

– Спаси тебя Бог, Томила Григорич. Много ли народу укроется в том потайном ходу?

– Всех не спасёшь, Олекса Дмитрич, а с сотню, пожалуй... Сухариков им надо взять, водица там пробивается по кирпичу. И никто вовек не отыщет под озерцом,

ежели камни снова уложить на место. Внучков только моих с невестушками не забудьте - далеко их отцы, без меня заступиться некому будет.

– Богом клянусь, Томила Григорич, сделаем.

– Ну, ин ладно. Благословляю вас обоих, витязи. Теперь умру спокойно. Ступайте, я уж слышу, как она надо мной дышит...

Разыскав монашка, Олекса приказал ему привести невесток Томилы с детьми на Свиблов двор. Взять им лишь одежду да запас сухарей. Тот посмотрел, но ни о чём не спросил.

– Арину я, пожалуй, увижу, но и ей скажи: штоб утром с ребёнком там же была. У тебя есть тут родичи?

– Нам, батюшка, все православные - братья во Христе.

– Слушай меня. Неприкаянных детишек много по Кремлю бродит. Ты собери, сколько можешь. Нынче собери и сведи туда же - их определят. У келаря монастыря возьми сухарей - это приказ. Скажи: мол, Олекса со своими конниками берёт сирых детей под защиту.

Когда вышли из ворот монастыря, Олекса попросил и Адама утром прислать к нему детей и жену. Тот покачал головой:

– Нет, брат, не могу. Других звал к хану идти, а своих в надёжном местечке укрыл? От Бога ничего не скроешь. И ты верно задумал: осиротелых спасать прежде всего. Мои пока не сироты. Спаси тебя Бог, Олекса Дмитрич. И не поминай лихом, ежели...

Олекса шагнул к Адаму, обнял, тот сопнул носом в ухо, чмокнул в железное плечо. Провожая взглядом друга, Олекса постоял, прислушиваясь к пению в ближнем храме. Соборы и монастыри не вмещали всех молящихся, люди толпились на папертях, стояли на коленях на площадях. Сквозь дымы ордынских костров смотрел кровавый закат. Где-то в той стороне - полк Владимира Храброго. Там Васька Тупик и другие побратимы Олексы. Враг ещё услышит их мечи...

Отослав дружинника на Свиблов двор с новыми приказаниями, Олекса впервые с начала военной осады вошёл на женскую половину терема, отыскал Анюту, сидящую с ребёнком на коленях перед сумеречным окошком. Она встала, улыбаясь ему.

– Чего не играете?

– Какие теперь игры, Олекса Дмитрич?

– У детей - всегда игры. Арина - в монастыре?

– Ждём вот, исскучался по мамке-то.

Ребёнок потянулся к блестящей бармице, залепетал: "Ля-ля".

– Нравится? Погодь, свои "ляли" нацепишь - ещё опротивеют.

– Ай, бесёнок!
– вскрикнула девушка.
– Вишь бессовестный какой - при боярине-то!
– Она рассматривала тёмные полосы, протянувшиеся по золотистому сарафану. Олекса смеялся:

– Ну, богатырь! Да он же в отместку - поиграть доспехом не дали. Ступай ко мне, дай няньке сарафан сменить.

Пока Анюта переодевалась в соседней светёлке, явилась Арина и схватила сына на руки:

– Олекса Дмитрич, ты, правда, велел мне быть поутру

на Свибловом дворе?

– Велел. И ты ни о чём не спрашивай.
– Повернулся к вошедшей девушке и, не заметив её новой нарядной душегреи, сказал.
– Ты бы зашла ко мне, Анюта, через часок-другой?

– Зайду, Олекса Дмитрич.
– Девушка опустила глаза...

Семейным эту ночь он разрешил провести дома, но с зарёй быть в сёдлах. Оставшихся отправил ужинать, сам же с двумя молодыми кметами заспешил на подол. У входа в Тайницкую башню горел костёр, узнав сотского, стражники встали.

– Подвалы - не заперты?

– Нет, боярин. Воду же берём из родника.

Прихватив факела, со своими кметами Олекса двинулся вниз по каменным ступеням. Скоро послышалось позванивание ключа, на булыжных стенах в свете факела заблестели ползучие капли. Ходы уводили из подвала в три стороны. В выемке, обложенной белым камнем, бугрилась вода, с журчанием переливалась через край и по кирпичному полу убегала в темноту среднего хода. В глубине одного из чёрных стволов послышался шорох и писк.

– Крысы.
– Голос воина незнакомо прозвучал в подземелье. Олекса, пригнувшись, вступил под свод и, разгоняя тьму огнём факела, пошёл вдоль ручья. Через две сотни шагов потолок приподнялся, сырой воздух посвежел, и путь преградило озерцо во всю ширину хода, запертого стеной. По расчётам Олексы, над головой была стена Кремля, в нескольких шагах от неё - крутой берег Москвы-реки.

– Подержите факел.
– Олекса вошёл в воду, залив сапоги, стал разбирать камни. Шум воды усилился, озерцо начало убывать и, наконец, обнажилось кирпичное дно. В углу, под стеной, - квадратная металлическая дверца с кольцом. Воины наблюдали, как начальник поднял дверцу и, освещая тёмный лаз, заглянул внутрь. Потом приказал ждать его и исчез в колодце. Явился он не скоро, с догорающим факелом.

– Чего тамо, Олекса Дмитрич?

– Тамо-то? Кащей на цепях прикован.

– Да ну!
– У молодых кметов расширились глаза.

– Я думал сокровища найти, а нашёл кости.

Снова плотно затворили дверцу, сложили камни на место и вода скрыла потайной ход. Олекса велел спутникам хранить секрет ручья: подземелье устроено государем.

В гриднице княжеского терема, где временно жил Олекса (Арину взяли к себе девицы), горела свеча. На лавочке под образом Спаса ждала Анюта. При появлении Олексы она осталась сидеть, лишь выпустила из рук свою длинную косу.

– Вот пришла. Да свечку зажгла...

– Завтра, Анютушка, ты мне понадобишься со всеми твоими подругами на Свибловом дворе.

– Там, где Арина будет?

– И Арина. Многих детишек хочу поручить вам. Согласны?..

Он удержал её и сел напротив. Заговорил не сразу, теряясь, трудно подыскивая слова:

– Вишь, Анюта, в какое время встретились мы. Не ведаю, к месту ли мой разговор? Ты не рассердишься?
– Она промолчала, а щёки залил маковый цвет, насторожилась.
– Ни матушки у меня, ни батюшки, крёстный мой, Тимофей Васильич, - далеко. Да и твои ведь - не близко. Приходится мне самому тебя сватать...