Поле Куликово
Шрифт:
Проскочив за линию ополченцев, конники развернулись навстречу врагу. Хвост застрял в толпе степняков, там высверкивали мечи и кто-то выкрикивал:
– Гей, русичи! Круши-ы!..
Линия ополченческих копий гнулась и, смертно жаля врагов, отступала под их напором. Конники стали стрелять с сёдел и метали через головы своих палицы. Почти все они растеряли копья, а без копий удержать противника тяжело - толпа серых всадников между монастырём и стеной крепости росла. Наверху уже мелькали редкие фигуры - стрелы врагов продолжали опустошительную работу, грозя ещё большей бедой: если враг по пустой стене прорвётся к Свибловой башне - конец последним надеждам. Но люди сражались, а пока они сражаются, не всё - потеряно. Безысходность наступает, когда бросают оружие.
– Эгей, старшина!
–
– Дай своим отдохнуть! Все, слуша-ай! Разом, между конными - назад! Бего-ом!
Всадники, рассовав луки в саадаки, уже обнажили мечи. Ополченцы, расстроив ряд, бросились назад между конными, и сотенная лава ринулась вперёд, к своим, продолжающим рубиться в окружении врагов. Степняки от первого наскока начали подаваться, кони пошли по кровавым телам. Враги орали в лицо и орали под копытами. Выбитые из сёдел, зверея, кидались под лошадей и вонзали мечи и кинжалы в животы, лошади грохались, роняя всадников, а всадники, спешив, продолжали резню. Отряд налетел на стену копий. Ордынцы спешивались, сообразив, что в теснине только так можно воспользоваться численным превосходством. Сразу три железных острия упёрлись в зерцало на груди жеребца, четвёртое тыкало в его окольчуженную морду, и Олекса, отвернув, ощутил удар в стальной набедренник, налокотником отшвырнул тянущееся к груди жало копья. Достать мечом копейщиков не было возможности. Конь взвизгнул, уколотый в бок, у Олексы потемнело в глазах от гнева, он вздыбил скакуна, ударом шпор послал наискось через страшную заросль, услышал треск ломающегося древка и оказался в окружении врагов. Конь не упал, и это спасло всадника.
– С-саша-а!
– донёсся крик. Удары растерявшихся врагов были поспешны и неверны, он даже не замечал тычков в грудь - рубил лохматые шапки, серые кожи, голые руки, открытые спины, моля, чтобы меч не сломался, и видел одно сплошное грязно-кровавое месиво. Конь под ним зашатался и стал, оседая, задрал голову и закричал. Олекса вырвал ноги из стремян, перебросил щит со спины на руку, соскользнул в кровавую лужу, рубанул с поворота наотмашь и завертелся, разя мечом и острым тарчем щита. Враги стали бросать копья, хватались за мечи, и тогда в их ряды вломились новые всадники и пешие ополченцы, увлечённые прорывом конного витязя.
– Катай, бачка! Круши собак!
Секира Каримки свистела, звенела и лязгала по железу, сметая живое и мёртвое. Вёрткий, ускользающий от ударов, Каримка словно катился через ряды врагов, оставляя повсюду страшный след, и даже кожевники старались держаться в стороне от своего старшины.
– Уй, бачка! Хватит - Каримку убьёшь!
Олекса обнаружил, что заносит меч над щитом кожевника. Его всадники продолжали сечу, и к ним уже прорвались уцелевшие из отрезанной части отряда, но враги снова образовали стену копий, она надвигалась на малочисленную дружину конных москвитян. Каримка схватил Олексу за руку, силой повлёк за ряды пеших ополченцев. Здесь к ним пробилась Анюта.
– Олексаша, там уж разобрано и дверь отворена!
– Я велел, - объяснил оказавшийся рядом Клещ.
Теперь Олекса видел часть москворецкой стены, почти под прямым углом сходящейся с неглинской. Множество людей сбегалось подолом в этот угол к отворённой Свибловой башне. Сюда же отступала полусотня ополченцев, отстреливаясь от невидимых врагов - тех скрывали строения. Наверху москворецкой стены шёл бой, горела приставная лестница, но степняки где-то проникали на стену - они обложили часть гончарной сотни в Тайницкой башне, другую часть оттесняли к Свибловой. А за спиной сражающихся грудились на стене женщины с детьми. "Есть ли у них там хотя бы верёвки?" - подумал Олекса. Свиблова башня не имела выхода на москворецкую сторону. Это сделано для большей безопасности обороны Кремля, но сейчас отсутствие хода становилось бедой для несчастных, упёршихся в глухую сторону башни. Как только ополченцы на москворецкой стене падут, эти станут добычей степняков. Стена - высока, с неё не спрыгнешь.
Анюта вскрикнула, хлестнула лошадь и помчалась к москворецкому подолу, по которому врассыпную бежали люди. Олекса не успел её
– Уй, боярин, бида!
– Он ткнул секирой вверх, и Олекса увидел: по опустевшей неглинской стене в сторону Свибловой башни бежали вражеские воины. Чтобы перехватить их, нельзя терять мгновения. Каримка кинулся к приставной лестнице, за ним - ещё пятеро.
– Поспешай, боярин, пособи им!
– крикнул Клещ.
– А мы тут ишшо малость потрудимся да и отойдём...
Без лошади командовать конниками Олекса не мог, и его уже заменил Клевец. У ополченцев - свои начальники, а добрый рубака - сейчас нужнее на стене. Да в его панцире, неуязвимом для стрел, там теперь как раз и стоять. Он бросился за Каримкой, который прыгал козлом через две ступени, визжа и размахивая топором. Заметив своих на стене, ордынцы внизу усилили нажим на последний русский заслон, чтобы, смяв его, уже без оглядки отдаться грабежу.
На середине лестницы Олекса остановился с тревожной мыслью о жене и услышал, как ударила стрела в дерево возле ног, другая стукнула в щит, заброшенный на спину. Толпа в углу крепости всасывалась в башню. Маленький всадник в серебристой кольчуге скакал оттуда, бросив поводья, прижимая к груди какой-то светлый комок. Олекса догадался: с коня Анюта увидела брошенного ребёнка и бегала за ним.
– Назад, Анюта, скачи к башне и уходи за реку!
Умела ли его жёнка плавать, он не знал. Здесь - всё равно смерть, так уж лучше в своей, русской реке...
Узнав мужа на лестнице по чёрному панцирю, подлетела к стене, бросила лошадь, заспешила наверх, обнимая ребёнка окольчуженными руками. Услышав клич Каримки, Олекса кинулся на помощь. Старшина кожевников уже работал на стене секирой, его остановили копьями, тогда он бросил топор, схватился руками за древка, толчком опрокинул двух врагов, кинулся вперёд, и на стене сплёлся клубок орущих тел. Подоспевшие кожевники пустили в ход мечи и секиры. Олекса с разбегу ворвался в скученную толпу, отбил чью-то саблю, ударил в кожаную броню острым тарчем щита. Вопль падающего со стены человека заставил врагов отпрянуть и они бросились назад. Кожевники хватали заборола и загромождали стену. Анюта подбежала, задыхаясь, к её груди, замерев, припала девочка лет четырёх в порванной сорочке. В панцире жены торчали две стрелы, одна свисала сзади, застряв в сетке бармицы.
– Зачем вернулась?
– набросился на неё Олекса.
– Беги к башне и уходи за реку!
– Я - с тобой, Олексаша!
– Анюта плачущими глазами смотрела на мужа, и Олекса содрогнулся, едва подумав о том, чего насмотрелись сегодня эти глаза. С начала боя он впервые так близко видел их. Издали, едва поблёскивая в щелях стального забрала, они казались такими же, как у всех дружинников.
– Не гони меня, Олексаша!
– Шайтан-девка!
– взъярился Каримка.
– Видишь?
Рёв ордынцев заставил глянуть вниз всех разом. Клещ падал лицом вперёд в толпу серых кожаных панцирей, кажется, схваченный арканом, а рядом, взятый на копья, его сын махал слабеющей рукой, пытаясь дотянуться до лохматых шапок. Строй москвитян разорвался. Небольшую его часть враги прижали копьями к ограде монастыря, другая часть, где перемешались пешие и конные, прорывалась к москворецкому подолу. С десяток ополченцев, отбиваясь, взбирались по лестнице на стену. Враги шли за ними по пятам.
– Всем - в башню! Надо помочь людям уйти за реку.
– Олекса, схватив за руку Анюту, первым побежал по стене. Зубцы и заборола мешали видеть, что творилось за Неглинкой. Есть ли там теперь вражеские отряды? Станут ли они перехватывать уплывающих? Кремль пылал уже во многих местах, на стену наносило дым, возле Никольской и Неглинской башен ещё взблёскивали мечи и секиры. Горящий город, полный добра, теперь притягивает Орду, и можно рассчитывать, что враги не будут настойчивы в преследовании уходящих. Москворецкая стена виделась хорошо. Тайницкая сражалась. Сражалась и горстка гончаров, защищая женщин и детей, притиснутых к Свибловой башне. Они - рядом, по другую сторону этой стрельны, но как помочь им? Пробить кулаком каменную стену не в силах даже Каримка. Внизу ополченцы, прикрывая толпу, стреляли в ордынских всадников, показавшихся в переулках подола.