Полное Затмение
Шрифт:
Лёжа в пластиковом панцире, как парализованный лобстер, и глядя, неделю за неделей, в неизменный желтоватый потолок, покрытый грязными пятнами, Дымок много размышлял о Стейнфельде. Поэтому в каком-то смысле даже не удивился, когда Стейнфельд посетил его. Могло показаться, что Дымок сам его вызвал.
Стейнфельд был в синей нейлоновой ветровке. Животик у него немного выпирал. Новое Сопротивление перенесло базу в Париж, где после Амстердама жить было сравнительно комфортно.
— Кажется, в Париже еды вдоволь, — проскрежетал Дымок, когда Стейнфельд присел на самый чистый уголок его койки.
Стейнфельд с улыбкой кивнул. Глянул на капельницу, потом на язвы,
— А ты не так уж плохо выглядишь, — заметил он, — если не считать этой руки. Что с ней?
— Заразу подцепил, — сказал Дымок. — Игла капельницы. Они в несколько разных мест её втыкали, не могли в вену попасть. А потом, что ещё хуже, забыли сменить бутылочку. Эта грёбаная штука опустела и стала меня вампирить. Высасывать из меня кровь. Кровь потекла вверх по трубке. Адски больно, я тебе скажу.
— Они очень заняты, — сказал Стейнфельд.
— Знаю. И не жалуюсь. В любом случае, жалоб они не слушают.
— Но однажды, — продолжал Стейнфельд, глядя на него, — ты пытался им сказать, что ты не солдат, что тебе тут не место. Мне так передавали.
— Они всё равно меня не слушали.
— Если бы послушали, ты бы уже умер. А ты всё ещё хочешь умереть, Дымок? — спросил Стейнфельд.
Дымок не ответил.
— Думаю, что хочешь. Но тут одна проблемка.
— Какая же?
— Дымок, — сказал Стейнфельд, — проблемка в том, что теперь ты мне должен.
Дымок слабо улыбнулся.
— Понимаю.
Стейнфельд кивнул.
— У тебя на меня свои планы, — хмыкнул Дымок.
Теперь Стейнфельд не ответил.
— У меня зуд от этого лубка, — сказал Дымок. — Хорошо, когда есть кому пожаловаться.
— Угу. А еда?
— Омерзительна, — ответил Дымок.
— Продолжай, — сказал Стейнфельд.
— Они редко меняют простыни, — продолжал Дымок оживлённым тоном, — и редко меня переворачивают. У меня образовались пролежни, и туда каким-то образом занесли заразу. Мне дали антибиотик, язвы немного поджили. Потом они снова забывают меня перевернуть, и всё начинается сызнова. И так далее. Я тут ору на них, чтобы не свихнуться.
— Я бы сказал, что тут в любом случае лучше, чем в тех развалинах разбомблённого дома в Амстердаме, учитывая, что ты отсюда рано или поздно выберешься. Но тут мы снова возвращаемся к проблеме твоего желания смерти.
— Другие выжили? Остроглаз и?..
— Насколько мне известно, да. Я некоторое время отсутствовал в Париже.
Дымку хотелось ещё кое о чём спросить, но он себя чувствовал как-то глупо. А в этом месте опасно терять достоинство. Только дай себя царапнуть, и быстро загрызут.
Спрашивать не потребовалось, поскольку Стейнфельд угадал мысли Дымка.
— Ворон выжил и уплыл с вами в лодке. Он сейчас у меня, в Париже, на моей квартире. О нём кто-то заботится.
Дымок почувствовал поразительно глубокое облегчение.
Стейнфельд поднялся. Вытащив из кармана шоколадный батончик и упаковку витаминок, он вложил их в здоровую руку Дымка.
— Они меня тут электротерапией потчуют, чтоб кости подживали, — сказал Дымок, чтобы немного задержать Стейнфельда. — Француз считал, что это опасно, но мне кажется, что помогает. Боль значительно уменьшилась, а они лишь несколько недель как начали.
Стейнфельд кивнул.
— Помогает. Когда снимут лубки, мы тебя навестим.
Он развернулся уходить. Дымок быстро, с отчаянием проговорил:
— Поговори со мной. О чём угодно. Мне надо о чём-то думать. У тебя на меня планы. Расскажи о них. О чём угодно расскажи.
— Здесь я не могу откровенничать.
— Тогда только о том, что можешь
Стейнфельд показал на бутылочку капельницы.
— Я прослежу, чтобы её заново наполнили.
— Скажи, чтоб они её убрали к чёрту. Она мне нафиг не сдалась. Стейнфельд, поговори со мной. О чём-нибудь.
Стейнфельд глубоко вдохнул, дёрнул себя за бороду и выдохнул. Посмотрев на Дымка, он сказал:
— Я знаю, кто ты такой. Я это выяснил за день до того, как на нас налетел скакорабль. Было время, я тоже думал, что Дымок — Смок — всего лишь прозвище.
— Так-так, погоди. — У Дымка перехватило дыхание.
Но Стейнфельд продолжал мрачно:
— Тебе не понравится то, о чём я сейчас тебе расскажу. Ты приучился об этом не вспоминать, ты не хочешь, чтобы я подрывал это с таким трудом взращённое умение. Ну-ну. Ты просил пищи для размышлений. Подумай вот о чём. Тебя зовут Джек Брендан Смок. Ты американец. Ты оказался в Амстердаме, когда началась война: у тебя была назначена встреча с психиатром в лейденской клинике. До этого тебя удостоили премии Литературной комиссии при ООН за В поисках современной реальности. Ты выступил оратором от лица тех, кто чувствует себя потерянными, сметёнными ускоряющимся потоком перемен. Ты написал второй цикл эссе. Ты, в общем, намекнул, что определённые люди используют Сеть для своих политических махинаций. Ты упомянул Worldtalk. Ты предсказал возвращение фашизма и процитировал что-то, известное тебе понаслышке о Втором Круге, тайном внутреннем круге Второго Альянса. О тех, кто ставит перед ВА долгосрочные цели... Эссе так и не вышло в свет. Очевидно, в твоём издательстве сидел агент ВА. В клинику явились люди в лыжных масках. Тебя увезли в ночь и...
— Пожа-а-алуйста... — Ему так сдавило грудь, что стало трудно дышать. — Стейнфельд...
— Они пытали тебя. Они дали тебе наркотик, от которого ты стал задыхаться...
Он замолчал, увидев, что Смок и вправду задыхается. Подождал минуту. Спазм миновал.
Смок лежал, глядя в потолок, и часто, неглубоко дышал.
— Смок, я продолжаю, — предупредил Стейнфельд.
Смок молча лежал.
Стейнфельд заговорил снова:
— Они хотели узнать, кто твой источник. Кто рассказал тебе про Второй Круг. Ты не раскрыл его. Они пытали тебя долго и разнообразно. С выдумкой. А потом снова дали тебе наркотик, вызывающий удушье. Они пытались перевезти тебя в другое место, чтобы подвергнуть экстракции. По дороге ты сбежал и вернулся в клинику, но там сломался. Тебя тайком перевезли в другую клинику. Те, кто тебя пытал, всё равно бы нашли её, они бы снова явились за тобой... кабы не война. В тот день русские танки вторглись в Германию. А через некоторое время русские войска появились вблизи Амстердама и разбомбили город. Твою клинику тоже разбомбили. Почти все там погибли...
— Я был в потайной палате, — тихо ответил Смок. — Но потом стену вынесло взрывом. Я пошёл найти кого-нибудь... чтобы стену поставили на место. Они все погибли. Кроме доктора ван Генка. Я его видел... у него лицо было в крови. Я испугался крови. Не знаю, почему. Я от него убежал, и мы потеряли друг друга в пожаре. А это ван Генк?..
— Да. Я получил эту информацию от ван Генка. Он жив. По крайней мере, был жив.
— Я единственный из пациентов уцелел. Куда бы я ни пошёл, везде были мёртвые. Я сбежал оттуда. Иногда удушье, от наркотика, одолевало меня снова. Оно словно бы гналось за мной. Удушье и трупы... Я надолго позабыл, кто я. Когда я вспоминал, мне хотелось забыть снова. Я хотел стать кем-то другим.