Полукровка
Шрифт:
Он разукрасил ее своим семенем, и она выдоила из него все до последней капли, заявив права на все.
С последним рыком он откинулся на меха, огромная грудь вздымалась от облегчения.
Сорча продолжала поглаживать его, низводя с вершины. Ее тело взывало о собственном освобождении, но она была слишком опьянена приливом женского удовлетворения. Когда он, казалось, отдышался, она снова приблизилась к нему, вновь усаживаясь ему на живот.
Он смотрел на нее снизу вверх, глаза его стали страстными и мягкими, заставляя эту силу внутри нее трепетать от гордости.
Удовлетворенный
С ее губ сорвался страстный стон, и одна из его рук провела скользкую дорожку вниз по ее животу к мокрой промежности. Она позволила ему погладить себя на мгновение, смешав его семя со своей влагой, прежде чем покачала головой и соскользнула, чтобы лечь рядом с ним.
— Это было для тебя, — сказала она.
Урчание превратилось в рычание, когда он повернулся к ней лицом. Он подхватил ее ногу под колено, чтобы перекинуть через свои бедра, широко раскрывая ее для своей руки, которая скользнула вверх по ее бедру, чтобы подразнить ее текущую киску.
Сорча выгнулась навстречу его поглаживающим пальцам, чувствуя, как легко он скользит по ее влажной коже.
— Ты не обязан… — выдохнула она.
Два пальца вонзились в нее.
— Женщина, — прорычал он, — это тоже для меня.
Что ж, она предположила, что если эта ночь была посвящена ему, он должен получить то, что хочет.
Итак, Сорча позволила ему подмять ее под себя, эти пальцы ласкали ее, пока большой палец кружил по клитору. Он втянул ее сосок в рот, лаская языком, пока его член вдавливался в нее, обжигая так приятно.
— Чей член ты принимаешь так идеально, женщина?
— Твой! — воскликнула она, схватив его за запястья, когда он начал входить внутрь.
— Чье имя у тебя на устах, когда ты распадаешься на части?
— Орек!
Его голова склонилась к ее голове, губы прижались горячим клеймом к ее щеке, когда он прорычал:
— Чья ты?
— Твоя!
Он обнажил клыки в злобной улыбке, и это было последнее, что увидела Сорча, прежде чем ее зрение побелело от обжигающего удовольствия.
25
Это заняло несколько дней, но Орек смог постепенно избавиться от своих обид, проработав одну за другой. Шок и боль от новой встречи с матерью потребовали времени и размышлений, но постепенно они уступили место сладкой горечи, которую было легче проглотить.
Сорча находила всевозможные способы целоваться и флиртовать с ним. После того дня он был рад, что его отвлекли от мрачных мыслей. У него болело в груди каждый раз, когда она напоминала ему, То, что с ней случилось, было ужасно, но
— Я выживу. Если мы вернемся туда, я не могу обещать, что не отшлепаю ее сама.
Так, Орек позволил своей паре вытащить его из прошлого и оставшихся темных воспоминаний. Через некоторое время он смог смотреть на все так, как будто выбирал товары на рынке и брал в руки безделушку для осмотра. Все воспоминания и боль были осязаемы в его сознании, но он мог отложить их в сторону, по крайней мере, на некоторое время, мог радоваться, что его мать нашла что-то хорошее для себя, и при этом не страдать от старого горя из-за того, что она его бросила.
Определенно помогало то, что каждую ночь после Бриггана, Сорча укладывала его в меха и занималась им по-своему. Собственническая, почти агрессивная манера, с которой она осыпала его вниманием и заботой, питала что-то ненасытное внутри него, и он всегда жаждал большего.
Казалось, что он наконец-то снова встал на ноги, когда через несколько часов после их утреннего похода Орек заметил, как на лбу Сорчи появилась задумчивая морщинка.
— Что случилось? — спросил он, раздувая ноздри в поисках опасности, когда притянул ее к себе.
Сорче потребовалось время, чтобы ответить, ее глаза обводили пейзаж вокруг них.
— Я узнаю это место. Я бывала здесь раньше, — она посмотрела на него снизу вверх, обеспокоенно нахмурившись. — Мы недалеко от Гранаха. Еще два дня, может быть, меньше, если мы поторопимся.
Орек расслабился, но на смену тревоге пришла паника.
Сорча больше ничего не сказала, и они продолжили, как будто она только что не объявила, что время Орека почти вышло.
В тот день она была подавлена, ее болтовня прекратилась. Она не сходила с тропы, чтобы посмотреть на что-нибудь интересное, вместо этого тихо держалась рядом с ним.
И чем тише она была, тем глубже Орек впадал в отчаяние.
Той ночью кулак ужаса сжал его горло. Он едва мог заснуть, сердце бешено колотилось, а кровь бежала быстрее, хотя Сорча была не менее любвеобильна, чем раньше. Она легко заснула рядом с ним, уткнувшись носом в его грудь, насытившаяся и опустошенная.
Орек обнимал ее всю ночь, прислушиваясь к ее ровному дыханию и прокручивая мысли в своем сознании.
Судьба, он потерял дни, находясь в собственной голове. Он поощрял заботу своей пары, думая, что она не станет этого ради мужчины, который ей безразличен, что есть надежда, что у него есть время.
Когда они встали на следующее утро, Сорча излучала непринужденные улыбки и теплые поцелуи, но Орек заметил отстраненность в ее глазах. По мере того, как день тянулся, эти улыбки казались все более натянутыми. Хотя она часто держала его за руку и целовала, он мог сказать, что мыслями она была не с ним. Она уже думала о своем доме, о своей семье.