Полжизни

Боборыкин Петр Дмитриевич

Голосъ ея до того р?залъ меня по нервамъ, что я, подойдя къ креслу, продолжалъ ощущать что-то охотничье, точно въ рукахъ у меня былъ ножъ, а предъ глазами в?рная смерть, если промахнусь.

Графиня привстала, погляд?ла на меня въ упоръ и выговорила съ холодной улыбкой:

— Вы ходили, одинъ-на-одинъ, на медв?дя: я это знаю, Николай Иванычъ. Вы сильный мужчина; но я, въ эту минуту, не слаб?е васъ. Лучше будетъ вамъ с?сть и успокоиться.

— Полноте, продолжала она мягче и искренн?е; жизнь — такое трудное д?ло. Вы еще только начали учиться искусству жить. Вы свободны — можете ?хать отсюда хоть завтра. Но зач?мъ же вы у?дете? Что вы будете спасать? Вашу сов?сть? Она

ни причемъ тутъ: я васъ полюбила, я вамъ отдалась, я вамъ другъ, товарищъ, союзникъ. Вы только отв?чали мн?. Вы никого не обманываете. Графъ — челов?къ для васъ посторонніе, и вдобавокъ вы на него смотрите… я знаю какъ. Стало, изъ-за чего же вамъ-то мучиться?

Вся эта логика скользила по мн?, не уб?ждая, но отв?тить что-нибудь посильн?е я не могъ. У меня вырвался одинъ вопросъ:

— А ваше-то чувство?

— Мое? подхватила графиня; вы его видите: на выходку я неспособна, — не хочу васъ и обманывать; да вы в?дь и не подбиваете меня на поб?гъ изъ-подъ супружескаго крова.

— Это ваши принципы? прошепталъ я, чувствуя, какъ страсть снова овлад?ла мною, и уже дрожа за исходъ нашего разговора.

— Перестаньте, Николай Иванычъ, шутливо возразила она, говорить все по книжк?. Хотите — в?рьте мн?, хотите — н?тъ; но, право, иначе нельзя сд?лать. Вы свободны, повторяю еще разъ. Я васъ не завлекала… мы теперь говоримъ съ глазу на глазъ — и вы можете мн? сказать, что я лгу; но вы не скажете. Такъ должно было кончиться наше сближеніе. Вы хорошій, св?жій, нетронутый челов?къ, вы не знали ни ласки, ни сочувствія женщины: все это влекло къ вамъ. Остальное — подробность.

— Подробность! вскричалъ я, какъ ужаленный.

— Да, я такъ это называю. Не знаю, чей взглядъ чище — мой или вашъ, да я и спорить не стану. Поживете и согласитесь со мною; иначе нельзя мн? разсуждать, и я съ вами поступаю такъ же честно, какъ и вы со мною.

— Стало быть, чуть дыша, выговорилъ я, вы будете жить съ двумя мужьями, если я останусь?

— Я предвид?ла и этотъ щекотливый вопросъ, возразила она съ возрастающимъ спокойствіемъ, которое тогда просто холодило меня, — и онъ мн? не страшенъ. Да, я буду женой графа и вашимъ другомъ, до т?хъ поръ, пока иначе сд?лать нельзя, опять-таки по моимъ гр?шнымъ понятіямъ. Но не стыдно ли вамъ, Николай Иванычъ, вести себя, какъ любовнику изъ плохаго французскаго романа? Вы, значитъ, чувствуете ревность! Н?тъ, вы спросили такъ, изъ принципа. Для настоящаго чувства никакія жертвы не трудны; а это таксе маленькое лишеніе…

Что оставалось отв?чать ей? Не мн?, при тогдашней моей дубоватости и простот?, было бороться съ діалектикой моей просв?тительницы.

Она помолчала, потомъ подошла ко мн?, сложила руки на груди и строго такъ вымолвила:

— Я не допускаю колебаній, Николай Иванычъ. Надо жить, а не нервничать. Если я развратница — бросьте меня. Если вамъ нельзя меня оставить — будьте выше всего этого… какъ бы назвать… по-французски оно называется «marivaudage».

Вотъ какъ она называла мою душевную бурю: marivaudage! И сколько разъ потомъ, вспоминая сцену въ боскетной, я сознавалъ, какъ тогда графиня, пропитанная Бальзакомъ, была сильн?е и посл?довательн?е студента съ обрывками какихъ-то принциповъ.

XXXVII

Я былъ первый челов?къ, попавшійся графу въ день его прі?зда. Злобнаго чувства къ нему я не возым?лъ, когда онъ обнималъ меня въ передней. Въ немъ я долженъ былъ вид?ть врага моего, но я в?дь зналъ, что онъ — не препятствіе моему счастію. Онъ не удержалъ бы жену въ супружеской невол?, еслибъ такая женщина, какъ графиня Варвара Борисовна, пожелала покинуть до-машній очагъ. Онъ былъ такой же подданный

наперсникъ, только поплоше меня.

По юности моей, я сталъ изб?гать разговоровъ втроемъ, за что получилъ, разум?ется, внушеніе отъ графини, и… испугался еще сильн?е, ч?мъ въ ту минуту, когда она категорически сказала мн?: «если я развратница — бросьте меня». Храбрости я вообще не признаю, но см?ло могу сказать, что принадлежу къ пород? медв?жатниковъ, а въ этой профессіи съ боязливостью далеко не уйдешь. Во всякой страсти лежитъ густой слой трусости. Да и силы-то, въ ту пору, у насъ были неравныя, о чемъ графиня тоже мн? весьма категорически заявила.

Супругъ ея, распаковавъ и очистивъ весь чемоданъ своихъ столичныхъ новостей, воспользовался первымъ вечеромъ, чтобы пуститься со мной въ изліянія.

Въ немъ давно-давно жила потребность — взять меня въ пов?ренные сердечныхъ тайнъ. Сдержанный этотъ «Trieb», какъ н?мцы говорятъ, — прорвался наконецъ.

— Вы, Николай Иванычъ, началъ онъ, нав?рно теперь оц?нили натуру графини.

— Оц?нилъ, отв?тилъ я не безъ нахальства.

— Ее трудно изучить; но разъ она привлечетъ къ себ? челов?ка…

Это предисловіе показывало, къ какой удобной категоріи мужей принадлежалъ графъ.

Я только мычалъ въ знакъ согласія.

— Скажу вамъ откровенно, продолжалъ онъ, что я самъ положилъ годы на сближеніе съ женой моей…

Тутъ начались конфеденціи и продолжались съ семи до одиннадцати часовъ вечера. Я увидалъ воочію то, о чемъ смутно догадывался: челов?ка рабски, смертельно влюбленнаго въ свою жену и преклоняющагося предъ нею въ тысячу разъ больше, ч?мъ я преклонялся до разговора въ боскетной.

Все узналъ я, — и какъ графъ студентомъ еще влюбился въ княжну Черкесову, приходившуюся ему троюродной сестрой, какъ онъ отъ безнадежной любви къ ней пошелъ волонтёромъ на войну, искалъ смерти, отличился, получилъ Георгія и чуть не умеръ, узнавъ, что она въ его отсутствіе вышла замужъ за другаго своего дальняго родственника — князя Дурова. Съ отчаянія онъ предался кутежу; но судьба сжалилась надъ нимъ, и они опять встр?тились. Князь Дуровъ, бол?зненный, совс?мъ полудурачокъ, черезъ два года посл? женитьбы умеръ. Сближеніе съ Варварой Борисовной началось слишкомъ за годъ до его смерти. Она вняла наконецъ его мольбамъ и черезъ н?сколько м?сяцевъ вдовства сд?лалась графиней Кудласовой.

Кое-чего графъ не договаривалъ, но все давалъ понимать и чувствовать. И ч?мъ больше онъ говорилъ, т?мъ больше преисполнялся своимъ сюжетомъ. Графиня была третьимъ словомъ каждой его фразы. Никто бы не пов?рилъ, что этотъ тридцатил?тій баринъ такъ восторженно разсказываетъ про свою собственную жену, посл? н?сколькихъ л?тъ ихъ сожительства. Кто изъ насъ тогда больше любилъ графиню — не берусь р?шить, по онъ больше уничтожался въ своей страсти, ч?мъ я; для него графиня была н?что «не отъ міра сего».

Посл? историческаго очерка начались признанія нравственно-воспитательнаго характера.

— Николай Иванычъ, вскричалъ онъ со слезами на глазахъ, если я похожъ на челов?ка, если вы чувствуете ко мн? какое-нибудь уваженіе, вс?мъ этимъ я обязанъ жен? моей, и никому больше! Она поправила меня по вс?хъ отношеніяхъ. Я не доучился въ студентахъ, и посл? военной службы сталъ заново читать и учиться, чтобы быть ея достойнымъ. Въ меня въ?лось много офицерства — она меня перевоспитала. Тщеславіе стало изчезать; прежде я носилъ и въ визитк? георгіевскій крестъ, а теперь мн? было бы сов?стію выставить и ленточку. Разум?ется, мн? это стоило и стоитъ не малыхъ усилій. Еще не отъ вс?хъ скверныхъ привычекъ я избавился, не отъ вс?хъ, но избавлюсь, даю вамъ честное слово, у меня хватить воли!..