Полжизни
Шрифт:
Разум?ется, онъ согласился, но началъ упрашивать меня — проводить графиню и прожить съ ней заграницей, какъ можно дольше. Тутъ пришлось намъ вдвоемъ урезо нивать его, и понадобилось гораздо больше времени, ч?мъ на согласіе отпустить графиню заграницу.
Онъ прямо объявилъ, что если я не по?ду — онъ потеряетъ всякое спокойствіе.
— Да что-жь, меня съ?дятъ, что-ли, Платонъ? спросила его графиня.
— Помилуй, мой другъ, повторялъ онъ, одна на ц?лый годъ… Съ Николаемъ Иванычемъ — да; но безъ-Николая Иваныча… Я, право, лучшу брошу должность!..
Но
Наташу графиня оставляла съ гувернанткой на попеченіе ея двоихъ отцовъ. Это очень обрадовало Наташу; она побаивалась, что ее увезутъ отъ меня. Коля оставался равнодушнымъ, посвистывалъ и повторялъ съ презрительной миной:
— Qa m’est bien egal d’entrer dans une ecole… mais pas avec de goujats.
Онъ уже зналъ, что такое goujat, а себя считалъ изъ «б?лой кости».
Десять л?тъ смотр?ли на насъ съ графиней, когда мы проводили вм?ст? посл?дній вечеръ передъ ея отъ?здомъ за-границу.
Случилось такъ, что это было опять въ московской голубой комнат?, гд? все стояло по-прежнему, только все немного повыцв?ло и постар?ло. Графъ исчезъ на ц?лый день — накупать разныхъ дорожныхъ вещей. Въ Москв? мы были про?здомъ. Распрощавшись съ отъ?зжающей, я долженъ былъ вернуться въ Слободское съ Наташей и ея гувернанткой.
Такъ же, какъ и въ памятную для меня ночь, графиня угощала меня чаемъ; только на этотъ разъ, вм?сто открытаго бархатнаго платья ее драпировало очень простое полотнянное, сшитое на дорогу.
Мы вспомнили объ одномъ и томъ же. Это я увид?лъ по улыбк? графини.
— Старенькіе мы съ вами, выговорила она и бросила боковой взглядъ въ зеркало.
Не нужно было д?лать ей пошлыхъ ув?реній въ в?чной молодости: или взглядъ у меня притупился, или она ни крошечки не постар?ла. Все такъ же ей можно было дать отъ 35 до 30-ти л?тъ, никакъ не больше; а ей стукнуло 38. Я это доподлинно зналъ: она старше меня на два съ небольшимъ года.
— Да, отв?тилъ я, то что зд?сь было десять л?тъ тому назадъ, ужь больше не вернется…
— Будто вы жал?ете объ этомъ? не то насм?шливо, не то съ грустью спросила она.
— Зач?мъ жал?ть…
— Однако, Николай Иванычъ, положа руку на сердце — что вы ко мн? чувствуете?
— Прежней страсти н?тъ, выговорилъ я съ возрастающимъ волненіемъ, мозгъ переселилъ темпераментъ; зато онъ-же растолковалъ мн?, что вамъ въ сущности обязанъ я т?мъ, что жилъ, а не прозябалъ. Что-бы тамъ ни было позади, нумеръ вынулся мн? хорошій, и этотъ нумеръ — вы!..
Она ничего не выговорила и, протянувъ мн? руку, пожала.
— И вы не бойтесь сказать мн?, продолжалъ я, что вамъ со мной стало тяжеленько — наступила другая полоса…
И на это она не отв?тила; но руки не пожала.
— Не лучше-ли намъ проститься совс?мъ съ нашимъ прошлымъ? спросилъ я твердымъ голосомъ, но тихо.
— Зач?мъ-же это давать зарокъ? живо возразила она. Ничего
— Лучше не называйте его такъ! вырвалось у меня съ болью.
— Годъ много значитъ. Онъ очень умный мальчикъ, обомнется на чужой еторон?, и лучше пойметъ потомъ вашу доброту и заботу объ немъ.
Она говорила очень искренно: ей такъ хот?лось, она этому в?рила. Я ей не противор?чилъ.
Но въ эту минуту мн? ее стало жаль, жаль не красавицу съ зелеными глазами и мраморнымъ т?ломъ, не того жаль, что мы прожили съ ней ц?лыхъ десять л?тъ въ «преступной» связи, когда могли-бы, еслибъ она захот?ла, прожить ихъ иначе, н?тъ не этого; а жаль ее, какъ женщину, каръ натуру, какъ умъ, какъ общественную силу.,
Я такъ и высказался ей въ первый и посл?дній разъ.
— Оставимъ меня, заговорилъ я, беря ее за руку, я на дорог?, изъ меня вышелъ челов?къ; но вы, вы… я не хочу мириться съ т?мъ, какъ вы прожили двадцать л?тъ сознательной жизни. У васъ р?дкая сила ума, р?дкая выдержка, вы можете все понимать и все выполнить. И на что-же это пошло? На исправленіе графа Платона Дмитріевича и обученіе кандидата Гречухина!
И я даже расхохотался отъ злобнаго чувства, не къ ней, а за нее.
— А этого мало? спросила она спокойно.
— Разв? вы на то была бы способны?
— Видно ни на что больше и не была никогда способна. Вы знаете меня, Николай Иванычъ. Я не люблю сваливать все на среду, на барство, на то, какъ насъ воспитали. Какъ уже это тамъ случилось — долго разсказывать; но я вышла вотъ такой, какой вы меня знаете: ни хуже, ни лучше. Ни осуждать себя, ни оправдывать я не желаю. Старалась быть в?рной самой себ?, — вотъ все мое достоинство. Вамъ кажется, что я съ моимъ умомъ, талантами, характеромъ могла бы сд?латься не знаю ч?мъ: писательницей, миссіонершей, поднять женскій трудъ въ русскомъ государств?!.. А на пов?рку выходитъ, что я не сум?ла даже привязать къ вамъ вашего роднаго сына, хотя страстно этого желала. Вы вотъ говорите, что я ваша учительница, въ хорошемъ или худомъ — не знаю; довольно и этого. Даже исправленіе графа Платона Дмитріевича не малая вещь; но ни за то, ни за другое я благодарности не принимаю; такъ случилось — вотъ и все!
— Вы сами не в?рите вашимъ парадоксамъ! вскричалъ я.
— Хорошо, пусть будетъ по-вашему. В?дь я еще не собиралась умирать, съ вами я не прощаюсь… поживете и увидите, что я права. Мн? вотъ и подъ-сорокъ л?тъ, я и съ характеромъ, но право не отв?чу за то, что со мной будетъ черезъ полгода, если даже и останусь жива на жел?зныхъ дорогахъ.
Больше я ужь ея не допрашивалъ.
— И то пріятно, добавила она, что мн? удалось разгляд?ть, какой вы хорошій челов?къ; а за все, что вы понесли горькаго — простите. Вы еще очень молоды и сильны, и сами сейчасъ сказали, что на дорог?. В?руйте, что никому не удастся сдвинуть васъ — къ вамъ такая в?ра идетъ больше, ч?мъ ко мн?.