Полжизни

Боборыкин Петр Дмитриевич

Теперь, но прошествіи десяти л?тъ, я все-таки но знаю, — что ее побудило сд?лать изъ меня своего любовника? Страсть? Н?тъ: такъ страсть не проявляетъ себя. Жалость? Обидно; но я готовъ бы признать и это, еслибъ былъ въ томъ уб?жденъ. Темпераментъ? Сомнительно. Безпорядочность? См?ху подобно и произносить это слово, до такой степени оно нейдетъ къ ея особ?. Равнодушіе, протестъ, горечь? Все это ниже и мельче ея. И какая же у ней наконецъ натура? Знаю только, что не заурядная, но не больше. Чувственная, резонерская, циническая? Не знаю, тысячу разъ не знаю. Мн? казалось, когда я взялся за перо, что я изучилъ ее; а въ ковц?-концовъ я сознаю свое нев?жество. В?дь не схвачусь же я за готовые приговоры

нравственности. Пошла ли она на сд?лку съ сов?стью? Врядъ-ли: у ней было бы хоть что-нибудь похожее на раскаяніе. В?дь она на пути къ перерожденію; да и это не такъ, ей не надо совс?мъ перерождаться — она честна, пряма, благородна, великодушна, какъ истая героиня; каждый жгучій вопросъ челов?чества ей понятенъ, она презираетъ искренно и мишуру, и эксплуатацію, и неравенство, и всякую самомал?йшую пошлость. Даже великая ея несправедливость — сухость къ дочери — есть ни что иное, какъ протестъ противъ ея первой связи.

Что-же побудило ко второй? Скажетъ ли она мн? свое посл?днее слово?

Довольно спрашивать. Надо кончать.

КНИГА ВТОРАЯ

Въ сторон?.

I.

В вагон? я сид?лъ одинъ. На посл?дней станціи вышелъ офицеръ въ плащ?, съ ц?лыми двумя саблями и уродливой каской въ кожаномъ футляр?. По?здъ то-и-д?ло попадалъ въ туннели и двигался точно ощупью. Я сначала старался приглядываться къ м?стности: ночь стояла темная, и еле-еле можно было распознать пологія очертанія Апенниновъ. Посмотр?лъ я на часы: около часу, а мы, по расписанію, должны были добраться ровно въ полночь; но Италія сродни матушк?-Россіи по безпорядочности. Спать мн? не хот?лось. Я ус?лся въ уголъ и, прислонившись затылкомъ къ жесткой спинк?, обитой волосяной матеріей, отдался отрывочнымъ мыслямъ и образамъ.

Представилась мн? тучная, сдобная фигура Стр?чкова. Мы съ нимъ столкнулись въ Петербург? у Доминика, за двумя рюмками водки. Обрадовался онъ мн? чрезвычайно, точно будто насъ не разд?ляли ц?лыхъ тридцать л?тъ. Мотя остался Мотей и восхитилъ меня своей ц?льностью. Онъ, разум?ется, мировой судья; но кром? того св?чной и конный заводчикъ, винокуръ и хл?бный торговецъ.

— Въ Нижній, братъ, пробираюсь, говорилъ онъ, посапывая; всякой штуки искупить, шпіалтеру, того-другаго, да и ко дворамъ. У меня, в?дь, пятеро пискленковъ. Ну, а ты что?

— Я графскій управитель, отв?тилъ я съ усм?шечкой.

— Изъ за-какого-же шута ты такъ застрялъ у дяденьки Платона Дмптріевича? Или при тетеньк? состоишь?

Онъ расхохотался на весь ресторанъ.

Меня хохотъ этотъ не покоробилъ: напротивъ, я продолжалъ любоваться типомъ моего Стр?чкова.

— В?дь она, братъ, старая баба теперь. Ей, поди, за сорокъ перевалило.

— Тридцать восемь, выговорилъ я обстоятельно.

— Ну, не все-ли равно. Н?тъ, я тебя, дружище, не понимаю. Такой ты ученый и толковитый — и до сихъ поръ состоишь въ услуженіи у графа Кудласова. Да въ теб? пороху-то въ десять разъ больше, ч?мъ въ дяденьк?. Дороги теб?, что-ли, н?тъ? Куда хочешь: профессоромъ, — нынче вонъ н?сколько академій землед?льческихъ, или директоромъ завода, банка, дорожной компаніи. Слава теб? Господи: вс? только и кричатъ, что людей н?тъ!

Онъ спросилъ пива и ус?лся за столикомъ — усов?щевать меня. Чтобъ его сколько-нибудь успокоить, говорю я ему:

— Куда-жь мн? торопиться, я еще не старикъ. Прошелъ я хорошую школу, кое-какую деньгу скопилъ. Вотъ по?ду еще разъ посмотр?ть на заграничные порядки, а тамъ и начну что-нибудь.

— Разв? такъ, — откликнулся онъ — только я, признаться сказать, думалъ, что ты зд?сь какимъ-нибудь тузомъ акціонернымъ, право.

— Напрасно думалъ, наставительно возразилъ я.

И

мы облобызались. На другой день мы оба вы?хали изъ Петербурга: онъ къ Макарію, я въ В?ну. Эта встр?ча съ Стр?чковымъ точно нарочно к?мъ поставлена была въ преддверіи моей по?здки. Судьба говорила: «на вотъ, погляди на того простачка, котораго ты перескакивалъ изъ курса въ курсъ. Видишь, и онъ взялъ нотой выше тебя. Онъ сидитъ на трехъ китахъ, и нич?мъ ты его не сдвинешь. А ты?..»

Но судьба не очень-то опечалила меня такимъ поученіемъ. Я думалъ о Стр?чков?, сидя на жесткомъ диван? вагона, вовсе не зат?мъ, чтобы язвить себя: мн? просто было пріятно вызывать его фигуру воображеніемъ и чувствовать при этомъ, что отъ нея пышетъ ч?мъ-то своимъ.

— Firenze, Firenze! закричали въ носъ кондукторы, и по?здъ въ?халъ подъ осв?щенный нав?съ.

Дверцу отворили, и служитель пожелалъ взять мои вещи. Тутъ, въ третій разъ, на итальянской почв?, я поблагодарилъ мою наставницу за то, что она пріучила меня хоть немного къ итальянскому языку.

Мой «Бедекеръ» рекомендовалъ мн? недорогую гостиницу «Porta Rossa», существующую больше для commis-voyageur’oв. Я такъ и распорядился. Но омнибуса отъ этого отеля не оказалось: по?здъ опоздалъ на ц?лыхъ два часа.

— Ragazzil крикнулъ толстый багажный служитель, и два какихъ-то оборванца потащили мой сундукъ къ карет?.

Ночь стояла зв?здная, но очень темная и такая теплая, что мн? даже не в?рилось. Карета въ?хала въ улицу, вымощенную плитами, и шумъ ея звонко раздавался между высокими, грандіозными домами. Улица похожа была на гостиную по своей чистот? и изяществу. Я гляд?лъ направо и нал?во. Съ угла какого-то палаццо раздались престранные звуки. Одинъ голосъ п?лъ мелодію, а другой аккомпанировалъ на одной гудящей нот?, точно на волчк? или дребезжащей пластинк?. Только-что стихла въ отдаленіи эта музыка, мы повернули въ узкую улицу. Подъ фонаремъ темн?ла фигура полицейскаго, въ длинномъ сюртук? и трехугольной шляп?.

— Ессо la Porta Rossa! крикнулъ мн? оборванецъ, пом?стившійся рядомъ съ кучеромъ, и, соскочивъ съ козелъ, принялся звонить.

Не сразу намъ отперли. Сонный швейцаръ ввелъ меня въ с?ни, гд? мн? пришлось еще поторговаться съ кучеромъ.

Дали мн? большущую комнату съ двумя кроватями — другой не случилось. Я такъ проголодался, что радъ былъ куску сыра и красненькому винцу въ красивой, переплетенной въ солому «фіаск?». Тревоги я не чувствовалъ. Ложась спать подъ кисейный пологъ, я проговорилъ, совершенно по-д?тски:

— Утро вечера мудрен?е.

II.

Гида я не потребовалъ. Вооруженный «Бедекермъ» и планомъ Флоренціи, я захот?лъ добиться всего самъ: такъ я д?лалъ даже въ Лондон?, да и тамъ въ наклад? не былъ. Я зналъ адресъ графини и, выходя утромъ изъ отеля, уже сообразилъ — какимъ путемъ я доберусь п?ш комъ до окрестности парка Cascine, гд? она жила.

Узкая, живая, чисто-итальянская улица съ крытымъ базаромъ, вереницей лавокъ, цв?точнымъ рынкомъ, съ тратторіями, кабачками, лотерейными бюро, съ гамомъ и говоромъ простонародья, съ криками ословъ и ржаніемъ маленькихъ тосканскихъ лошадокъ, запряженныхъ въ одноколки, — привела меня къ площади della Signorla.

Она мн? такъ пришлась по вкусу, что я пробылъ па ней съ полчаса. Много про ея прелестные разм?ры и очертанія говорила мн? графиня, и въ саломъ д?л?— это игрушка, но игрушка грандіозная, такая, которая ц?ликомъ окунетъ васъ во все прошлое Флорентийской республики. Площадь покрыта была группами разнаго люда: посл? мн? объяснили, что тутъ биржа для подгородныхъ крестьянъ. Было около десяти часовъ. Солнце напорядкахъ пекло. Я укрылся подъ «Logge», гд? уже дв? англичанки въ синихъ вуаляхъ пров?ряли по красной книжк? — вс?-ли статуи находятся въ исправности.