Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов. Книга 2
Шрифт:
Мара отступает на шаг.
– Клео, – встревоженно шепчет Санаду.
Но я словно куда-то проваливаюсь, разделяюсь. Цепко смотрю на траву возле Мары. На Мару. Пытаюсь почувствовать и её.
На этот раз рывок даётся труднее, меня не только выворачивает – вымораживает. Словно все силы разом выкачивает. Накатывает темнота. Подступает со всех сторон, сжимая внутренности, стискивая сердце. В этом полубреде с притуплёнными чувствами я едва ощущаю руки Санаду, на которые он меня подхватывает.
Зато
– Она поглощает кристаллы! – взвизгивает Мара.
Один из источников тепла отдаляется.
– Мара, хватайся за меня! – рявкает Санаду.
И тепло возвращается. Я вдруг понимаю, что темнота была не из-за закрытых век, потому что я их не опускала и не поднимала, просто теперь зрение возвращается, и окружающее начинает проявляться из слепой тьмы.
Санаду, продолжая держать меня на руках, заглядывает в лицо с тревогой. Стоящая рядом Мара – настороженно.
Во рту сухо, я, глядя на неё, с трудом облизываю губы и выдаю:
– Ты правильно боишься. Попробуешь обидеть – загрызу.
– Да больно надо! – фыркает Мара и оглядывается по сторонам. – То, что вы видели, было самообороной.
В доказательство она указывает пальцем на раны на лице и шее. Возможно, это правда, но предупредить всё равно стоило. Тем более, я не шутила.
Глава 48
Но если покусаю Мару, то не сейчас. Потому что ощущения после телепортации, которой просто «не могло быть», такие… отбивающие желание шевелиться.
С полянки Санаду выносит меня на руках, но от покачивания при ходьбе к моему горлу подступает тошнота, и он вынужден присесть на корень дерева. Я устраиваюсь на коленях Санаду и, зажмурившись, утыкаюсь лбом ему в плечо. Мир неприятно покачивается, от внутреннего холода трясёт.
Держащаяся за его рубашку Мара присаживается рядом.
Санаду разворачивается, ненавязчиво прикрывая меня от возможного нападения с её стороны.
– Не держи меня за дуру! – возмущается Мара. – Можешь не трястись над ней, я понимаю, что нам надо выходить из лабиринта вместе! Я и ту версию убивать не собиралась, так, обездвижить немного.
В ушах слегка шумит, холод ещё бродит внутри, и я крепче прижимаюсь к такому тёплому Санаду.
Мара интересуется вроде бы невинно:
– Дорогой, а ты уверен, что она настоящая, а не одна из иллюзий?
Решаю не придираться к этому «дорогой», всё равно сил не хватит ей помешать так к Санаду обращаться. Да и в принципе лучше пусть так вредничает, чем более серьёзные пакости устраивает.
Мара продолжает тем же невинным тоном:
– Может, эту иллюзию специально послали
– Я прекрасно всё помню, – строго отзывается Санаду и поглаживает меня по волосам. – И захочу – не забуду.
Повисает тишина. Увы для моей гудящей головы – ненадолго.
– Тебе нечего стыдиться, – выдаёт Мара. – Мы хищники. Для хищников естественно убивать.
– Мара, – раздражённо выдыхает Санаду. – Пропаганду идеологии Неспящих оставь при себе!
– Это не идеология, это правда, которую тебе давно пора принять. Тем более, после непризнанного мира.
– Мара, – сквозь зубы цедит Санаду. – Это не то, что можно назвать приемлемой правдой. Жрать себе подобных – проклятие, наказание.
– Люди нам не подобны, – на полном серьёзе заявляет Мара, я аж глаза приоткрываю глянуть: вид у неё тоже серьёзный. – Вампиры – другие. Поэтому когда мы поглощаем жизни людей, нельзя сказать, что мы пожираем себе подобных.
Я прямо чувствую, как Санаду закатывает глаза: фанатики они такие, да.
Хотя некоторая доля истины в таком межевании есть: при превращении физиология частично меняется. Но совсем отказать вампирам в подобии людям? После того, как вырос среди людей, сохраняешь всю память и продолжаешь ощущать себя просто немного усиленным человеком? Да ну! Даже если со временем накапливаются психологические отличия, всё равно вампир делается из человека и рожает детей, так что все отговорки про отсутствие подобия бред чистой воды. Впрочем, как оправдание практически каннибализма – сойдёт.
– Бред и отговорки! – высказывает Санаду свой похожий на мой вердикт, и его ладонь крепче прижимается к моей спине.
Его эти разговоры явно задевают.
– Ты тоже ел людей, – бьёт по больному Мара.
Санаду крепче меня обнимает, будто прячется в этих ощущениях от слов Мары. Острое чувство – Санаду с удовольствием заткнул бы мне уши, чтобы я этого не слышала. Но я лишь обвиваю его талию и поглаживаю, ворчливо предлагая:
– Давайте обсудим нашу стратегию. И, кстати, Мара, как тебе удалось сбежать от Танарэса?
Из-за плеча Санаду взглядываю на Мару. Она, крепко держась за его рукав, морщится:
– Сам отстал. Может, надоело. Может, другие страхи взяли верх. Кстати, мы собираемся дальше идти?
– Мы не один час ходим, – напоминает Санаду, – но что-то пользы от этого нет. Давайте обсудим стратегию. Есть предположения, как пройти этот злосчастный лабиринт?
– Я заметила, что он состоит из гексагонов, – делюсь наблюдениями. – По крайней мере, сами поляны – гексагоны, а вот пространство вокруг них связано непонятно как, ведь тропинки между полянками путаются.