Последние ратники. Бросок волка
Шрифт:
На него налетали метавшиеся по пряслам воины, падали изрубленные тела, пару раз в стойки деревянных перекрытий прямо перед носом врубались, выбивая разлохмаченную щепу, топоры да стрелы. Одна из них была обёрнута горящей паклей. В этой свалке он совершенно не мог понять, где свои, а где чужие. И очень сильно подозревал, что вообще вряд ли кто-то может определить это со стопроцентной вероятностью.
Да ему это и не нужно было. Терять время на чужую войну — этого он в своей жизни наесться уже успел.
«Сейчас бы, конечно, «аварийный вариант» совсем не помешал. Тесновата толкучка.
Сквозь гвалт кипящей в огне сечи пробился на одну из башен. И оценил диспозицию с высоты. Во дворе бурлила давка резни, в которой определить побеждающую сторону было совершенно невозможно. Киевляне, штурмующие стены с другой стороны, не уставали снова и внова приставлять к заборалам лестницы. И не похоже было, что обороняющиеся в чём-то уступают прущим на них княжьим войскам.
Отходили они лишь в одном месте. И то нельзя было сказать, что отрядец, пятящийся к открытой площадке, на которую выходила приземистая крепкая дверь со второго этажа терема, кто-то давит и заставляет терять позицию. Именно эта группка, похоже, и прикрывала покидающего поле боя военачальника. Мелькнувший меж кольчугами и щитами шёлк роскошного, с меховой оторочкой синего плаща лишь подтвердил догадку.
Кажется, то, что он искал.
Никодим, не раздумывая, перебросил тело через ограждение, бухнул сапогами по двускатной крыше перехода меж стрельнями и побежал в ту же сторону, пригибаясь от свистящих стрел и стараясь не рухнуть вниз вместе с прогоревшими в уголь деревянными перекрытиями. Чувствовал он себя сейчас по-настоящему верующим человеком. В том смысле, что видел над головой беззаботное, светлеющее небо с расплывающимися в предрассветной мгле звёздами, а под ногами слышал грохот и вой настоящего ада. Ошущение это время от времени подкрепляли снопы тут и там выстреливающего из-под ног пламени.
Как он будет пробиваться к мятежному боярину сквозь железный заслон его телохранителей, даже не представлял. Как всегда, собирался действовать по ситуации. В конце концов, его личный аналитик где-то совершенно безнадёжно в этой мясорубке отстал. Потом у него спросит, как нужно было действовать по уму и согласно правильной стратегии.
Когда добежал до искомой площадки, на ней осталось трое бронированных ратников, развернувших свои щиты в сторону кипящей на стене свалки и, видимо, собирающихся остаться на этом пятачке навсегда, но никого не подпустить к запертой за их спинами двери. Рубиться с ними не имело никакого смысла. Уговаривать — тем более. Поэтому Никодим оббежал застывший у входа почётный караул, скакнул, как ужаленный сайгак, оттолкнулся одной ногой от стены и повис, зацепившись за резные завитки, украшавшие нависавший с третьего этажа балкон. Мгновенно, чтобы никому не пришло в голову рубануть на всякий случай чем-нибудь острым по так удобно распластавшейся мишени, он подобрался, подтянулся — и перевалился за баллюстраду. Или как там эта штука называлась в древнерусских декорациях.
Дверь, ведущую с балкона внутрь, никто почему-то охранять не догадался. Никодим пронёсся по горнице, выскочил на лестничную площадку и, глянув вниз, в последний миг заметил, что боярин с парой особо, видать, преданных телохранителей сверкнул своим нарядным
В чём Никодим, перемахнув через лестничные перила третьего этажа и приземлившись на втором, был им очень признателен.
Врываться в помещение, куда ускользнул боярин, с шашкой наголо виделось лихим вариантом суицида. Молчан Ратиборыч в вопросах грамотного отступления, должно быть, слыл прославленным специалистом, и со знанием дела расставлял у каждой из дверей, за которую уходил, вооружённый караул. Скорее всего, так поступил и здесь.
Жаль. Обходного пути на сей раз не виднелось, а потому не просмотривалось другого выхода, кроме как соваться в этот поскрипывающий на тяжеленных петлях деревянный капкан.
Осторожно приотворив створ, Никодим облегченно выдохнул.
Никого.
Удаляющийся топот тяжёлых сапог слышался где-то за стеной. Там обнаружилась узкая лестница, ведущая скорее всего на задний двор. Где, вероятно, была спрятана незаметная калитка тайного выхода из крепости. Иначе на кой чёрт боярину туда идти?
Никодим бросился следом по скрипящим ступеням и, когда добежал до скромного притвора выхода из терема, услышал голоса, короткий лязг железа, рубленые удары и переходящие в хрип короткие вскрики.
«Опоздал? Кто-то догадался зайти с тыла»?
Он, уже не скрываясь, вырвался на низенькое, в одну ступеньку, крыльцо под печальным грибком нахохлившейся крыши как раз в тот момент, когда прощался с жизнью второй охранник Клина Ратиборыча. Первый вовсю корчился на земле. Из его разрубленной груди хлестала кровь. Короткий, но очень тяжёлый на вид топор, которым была произведена процедура экзекуции, сжимала огромная лапища непомерно здоровенного человека. Второй из этой пары новых персонажей, сухой, высокий и юркий, как раз выдёргивал холёной рукой, туго обтянутой чёрной кожаной перчаткой, очень скромных размеров ножик из шеи другого телохранителя. Тот сипел перехваченным горлом и пытался зажать фонтанирующую где-то под бородой кровавую прорезь.
Боярин, запутавшись в прекрасном своём плаще, жался к одной из стен заднего двора. Оружия у него в руках заметно не было.
— Что, ещё один охоронец? — пророкотало чудовище, надвигаясь на Никодима с неотрвратимостью нависающей над городом чёрной тучи. Бугай по-звериному зарычал, оскалив пасть и широко размахиваясь топором. Никодим почему-то отметил, что зубов у этого мамонта хватало не всех.
«Интересно, сами повыпадали, или какой-то самоубийца повыполол»? — мелькнула отстранённая мысль.
В следующий миг с оглушительным треском и грохотом секира врубилась в хлипкую конструкцию крыльца, начисто снеся крышу. На голову Никодима посыпались обломки, щепа и труха. Организм ли инстинктивно подстроился под удар, или циклопическое существо действительно обладало такой силищей, но гостя из будущего буквально снесло вместе с обрушившейся конструкцией входной группы. Он улетел на землю, оглушённый и заваленный обломками.
— Какого лешего вы творите?! — послышался шёпот боярина.