Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница
Шрифт:
В последний год своего обучения фенрихи служили на настоящих морских кораблях. В октябре 1912 года Дёниц получил назначение на современный легкий крейсер «Бреслау» — это было разочарованием в силу того, что его жажда к путешествий осталась неутоленной, ведь этот корабль использовался на внутренних линиях. Ожидая его на пирсе в Киле, он, без сомнения, с тоской глядел на низкий силуэт с четырьмя трубами, когда рядом с ним возник фон Лёвенфельд, и он узнал, что тот на крейсере.
— Ты рад, — спросил этот великий человек, используя фамильярное, а для фенриха более льстящее самолюбию местоимение, — что тебя направили ко мне на «Бреслау»? Я сам тебя выписал!
— Нет, герр капитан-лейтенант, — сказал
— Неблагодарная жаба!
Так началась служба, которая оказалась очень важной для Дёница во многих отношениях. Ведь случилось так, что крейсер был направлен в Средиземное море и Дёниц получил возможность насладиться богатой жизнью, весьма отличной от той, что вели офицеры внутреннего флота, которые жили на северных базах закрытыми сообществами, ничем не отличающимися от гарнизонов в провинциальных городках, где монотонность существования перемежалась лишь пьянством, долгами и полной деградацией системы чинов и отличий.
Так же и в смысле профессиональной подготовки он приобретал гораздо более широкий опыт и больше возможностей проявить свою инициативу и разум, чем если бы остался во флоте. Будучи протеже своего кумира, фон Лёвенфельда, он был вынужден быть более требовательным к себе. Доверие первого помощника проявилось немедленно, как только он явился к командиру крейсера, фрегаттен-капитану Леберехту фон Клитцингу и был назначен на важный и необычный для неопытного фенриха пост сигнального офицера. На крейсере-разведчике эта должность была особенно важной в эпоху беспроволочного телеграфа, и подобное назначение говорило о том мнении, которое сформировалось о нем у Лёвенфельда, гораздо больше, чем его письменный рапорт. Позже он вспомнит тот ужас, с которым узнал о своей новой должности, а особенно о том, что у него осталось всего пять недель до участия крейсера в широкомасштабных учениях. В самый последний момент он избежал этого испытания — разразилась война на Балканах, и «Бреслау» был послан в Средиземное море защищать интересы Германии вместе с новейшим линейным крейсером «Гёбен».
Это была прекрасная новость для всего экипажа, и Дёниц, услышав сообщение, настолько забыл о своей сдержанности, что радостно бросился к фон Лёвенфельду; первый офицер, будучи столь же обрадован, простил это нарушение дисциплины. За ночь, в спешке, они загрузили на борт провиант, уголь и вооружение и отплыли уже на следующее утро.
Всего через несколько дней они были уже в теплых южных водах, прошли Гибралтар — дремлющего льва Британии на страже Средиземного моря; и скоро уже на всех парах подошли к теснинам гавани Валлетта на Мальте, чтобы заполнить угольные ямы в этой британской крепости, занявшей командное положение на стратегическом перекрестке Средиземноморья.
Что думал Дёниц в этот момент, находясь на своем посту на корме, пока судно стояло на якоре и его взору открывались грозные каменные стены и укрепления? Когда он увидел белые вымпелы, полощущиеся на шестах там, где выстроились корабли британского средиземноморского флота...
Теперь опасность, исходящая от британцев, была гораздо серьезнее, чем в начале века. Это было ясно уже из тех самых событий на Балканах, которые привели «Гёбен» и «Бреслау» в Средиземноморье. Разыгравшиеся события грозили обратить Австро-Венгрию против Сербии; Сербию поддерживала Россия; Россия была в союзе с Францией, а так как Германия подписала альянс с Австро-Венгрией, то до великой европейской войны теперь оставалось всего несколько шагов.
В то время как «Бреслау», пополнив запасы угля, только выдвинулся к пункту своего назначения, германский посол в Лондоне был извещен, что в случае, если война на Балканах затронет великие державы, Британия не сможет оставаться нейтральной; она уже связалась с Францией и Россией и выступит на их стороне. Посол переслал это извещение в Берлин. Кайзер был взбешен, в порыве гнева приписав на полях депеши: «Последняя битва между славянами
Все это не входило в его намерения, когда он утвердил свой новый курс в 1897 году, но происходящее было неизбежно и предсказуемо: Великобритания, связанная своими жизненными интересами, должна была вмешаться в случае угрозы балансу сил в Европе; теперь же, когда флот Тирпица повел себя столь угрожающе, Великобритания была просто обязана вмешаться! Однако флот не был еще столь могуч, чтобы серьезно повлиять на события — чего вообще не могло быть без разорения всей страны.
Армия быстро поняла это, завидуя и негодуя на то, какие гигантские суммы уже потрачены на Тирпица. В судьбоносной встрече, которая произошла в потсдамском дворце 12 декабря 1912 года, генерал граф Гельмут фон Мольтке-младший, глава Генерального штаба, призвал к войне: война была неизбежна, поэтому надо было нанести удар сейчас, пока Франция и Россия не завершили перевооружение своих армий. Тирпиц возразил, что флот еще не готов; он предпочел бы отсрочку на восемнадцать месяцев, когда завершится расширение Канала кайзера Вильгельма в Гельголанде для дредноутов и подводных лодок.
«Флот не будет готов и тогда! — презрительно бросил Мольтке. — Война! И чем скорее, тем лучше!»
Все это и проявилось на совещании 12 декабря 1912 года. Гражданское правительство вообще не было на нем представлено. Армия желала немедленной войны в стиле Бисмарка, военно-морской флот был справедливо встревожен подобной перспективой, а Вильгельм II, тщеславие которого было вновь разбужено бесцеремонной попыткой Великобритании указать ему на его место и который в любом случае мечтал о том, как бы сыграть роль «всевышнего» военного вождя, отдал приказ не к началу войны — это было бы слишком, а к подготовке к ней в ближайшем будущем. Были выписаны счета на повышение финансирования армии и флота, разработаны планы вторжения в Англию для разных родов войск; министерству иностранных дел было поручено искать где только можно союзников, прессе — готовить народ, предупреждая о нависшей угрозе вторжения славян, так, чтобы, когда придет этот день, все точно знали, за что они сражаются.
Такое решение не только безудержно повысило скорость, с которой рейх устремился к столкновению с державами-соперниками, но также убедило армию, которой очень требовалось это убеждение, в том, что война действительно грядет. Армия потребовала и получила самое щедрое в мирное время финансирование, и, преисполнившись презрения к новому врагу, Великобритании, равно как и ко флоту, триумфально завершила выработку планов континентальной войны на два фронта.
В это время министерство иностранных дел присоединилось к усилиям дипломатии великих держав по сдерживанию Балканского кризиса.
Такова была обстановка, когда «Бреслау» присоединился к международной эскадре, подкрепившей действием слова дипломатов, заблокировав побережье Черногории. Из-за деликатности ситуации на берег никого не отпускали, и жизнь стала монотонной и неудобной: корабли спасались от непогоды, стоя на якоре в Адриатике.
Однажды в воскресенье погода, по мнению Дёница, успокоилась, и он, чтобы развеять скуку, отправился на шлюпке к побережью, однако не намереваясь высаживаться. Приблизившись к берегу, он разглядел то, что показалось ему настоящим призраком, а именно женщину в серо-зеленой форме медицинской сестры, которая сидела на скале над водой, глядя на него, и улыбалась. Вскоре шлюпка закачалась на волнах у самой скалы, то поднимаясь настолько, что он мог коснуться ее рукой, то проваливаясь глубоко вниз; он пытался найти слова, которые она поняла бы. В конце концов, он предложил ей шоколадку, «которую она немедленно засунула в свой очаровательный маленький ротик с видимым удовольствием», и через некоторое время они договорились о встрече на этом же самом месте в то же время в следующее воскресенье.