Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница
Шрифт:
Борьба в турецком правительстве стала еще ожесточеннее, когда Энвер-паша и немецкая миссия фон Сандерса начали серьезную подготовку к высадке в Египте и принялись плести интриги внутри страны. Британское правительство сочло обстановку подходящей для того, чтобы уменьшить немецкой влияние демонстрацией силы: было решено, чтобы английский флот отошел от Дарданелл и попробовал пробиться к Константинополю. Однако немцы увеличили эффективность и минных заграждений, и фортов, так что британский военный атташе отговорил от реализации этого дерзкого плана.
В сложившихся
Было заявлено, что флот собирается у входа в Босфорский пролив, чтобы провести учения по радиообмену и разведке в Черном море; это было сделано специально для русского и других посольств в Константинополе.
Рано утром 27 октября, когда похожие на иглы минареты и купола мечетей и дворцов только-только вынырнули из рассветной дымки, корабли пробудились к жизни. Вот как это описывает Дёниц в своей первой книге «Путешествие на “Бреслау” по Черному морю», опубликованной в Берлине в 1917 году:
«Ровно в 4 часа 30 минут вахтенные унтер-офицеры вызвали на вахту офицеров. “Время вставать!” Затем раздался сигнал трубы, вахтенные построились на палубе, и барабанщик с трубачом заиграли “Проснись и воссияй!” в столь грубой манере, что это заметил бы самый сонливый сурок (животное, впадающее на зиму в спячку)...
На палубе вахтенные выставили ведра с водой. В 4.40 поступил приказ: “Мыться!” Да, уж как это было освежающе холодным утром! Пыхтя и сопя, голые по пояс, ребята поспешили мыться на полубак. Черт побери, как же было холодно!
В 5.15 - приказ: “Кокам на кубрик!” Из рубки достаются столы, расставляются, коки приносят кофе, хлеб и масло - а “Генрих” и “Карл”, несмотря на ранний подъем, жутко проголодались.
Их невинное удовольствие прерывается сигналом боцманской дудки...
Первый помощник выходит на полубак и спокойно озирает моряков, когда те появляются снизу неторопливой походкой. Однако как только они видят «первого», жизнь наполняет их члены, и они несутся к якорным станциям.
Вахтенный офицер осматривает станции на готовность к отплытию и подтверждает, что судно готово сняться с якоря. Машинное отделение рапортует: “Машины готовы!” Капитан выходит на мостик. Ровно в 5 часов 30 минут он командует: “Поднять якоря!”
Сразу за этим на “Гёбене” и других старых линейных судах и на крейсерах “Хамидие”и “Берк” становится очень оживленно. “Бреслау” поднимает якорь, запускает машины...»
Так они отправились в Босфорский пролив, как писал Дёниц, «возможно, самый красивый пролив в мире, чьи покатые берега, украшенные садами, парками, сельскими домиками и виллами, начали светиться в красноватом отблеске утра».
Утро провели в учениях. После полудня сигналом с флагмана передали приказ всем капитанам прибыть на борт. «Я никогда не забуду, — писал Дёниц в своих мемуарах, — горящих глаз капитана, когда он вернулся». Почти в тот же миг на «Гёбене» подняли флажки, передавая: «Старайтесь изо всех сил. Это — для будущего Турции!» И снова военная лихорадка охватила офицеров и матросов, на этот раз почти не связанная с предчувствием беды; «Гёбен» был самым мощным кораблем в Черном море, и у него и у «Бреслау» был запас скорости, позволяющий ускользнуть от любой силы, которая могла перевесить их своей численностью.
Вскоре флот повернул на большой скорости к северо-востоку, и постепенно каждый корабль направился к своей цели: «Гёбен» с эсминцами и минными заградителями — ставить мины на подступах к Севастополю, где стоял русский флот, и обстреливать корабли внутри бухты, другой отряд — обстреливать порт Одессы, а «Бреслау» с «Хамидие» к Керченскому проливу, ведущему в Азовское море.
Достигнув своих целей рано утром следующего дня, крейсер принялся устанавливать мины, а потом устремился на восток к нефтяному порту Новороссийск, формально предложив его защитникам сдаться, и, когда предложение было отвергнуто, обстреливал его в течение двух часов. Все корабли в гавани были потоплены, портовые постройки уничтожены, а нефтехранилища подожжены, и пламя перекинулось на улицы с жилыми домами. Когда крейсер отошел от Новороссийска, огромная туча черного дыма висела над горящим городом, и отблески пожара можно было видеть на горизонте еще вечером, когда эскадра была на обратном пути к Босфору.
Сушону не удалось совершить что-либо подобное на своем объекте — его отогнали ответным огнем, а потом стали преследовать эсминцы! Однако он послал требуемый сигнал в Константинополь: что его предательски атаковал флот русских и в ответ он обстрелял их базу и прибрежные города. История была настолько невероятная, что потом он ее подправил: мол, он обнаружил русский минный заградитель, который собирался ставить мины в турецких водах рядом со входом в Босфорский пролив, уничтожил его, а затем двинулся к русскому берегу, чтобы обстрелять его. Эта версия была столь же нелепая, и, хотя турки по возвращении встречали корабли как победителей, министру не потребовалось много времени, чтобы выяснить правду; после бурной встречи было решено продолжать держаться нейтралитета.
Однако на этот раз Энвер-паша и его немецкие советники были спасены самим русским правительством, которое поспешило объявить Турции войну. Так что схема сработала и привела к столь важным и хорошо известным последствиям, как то вступление в войну против Турции Болгарии, укрепившей южный фланг центральных держав, неудаче русских, кампании на Ближнем Востоке и — Галлиполи. Как сказал об этом официальный морской историк Британии, «когда мы вспоминаем всемирные последствия этих действий, то понятно, что немногие из решений, принятых на море, были столь отважными и столь хорошо взвешенными, как рейд Сушона через Дарданеллы...».