Последняя из рода. Скованные судьбой
Шрифт:
Нахмурившись, Мамору первым откинул полог палатки и вышел наружу. И застыл после первого шага, не в силах поверить тому, что видел.
В сопровождении Такахиро к нему шагала Талила.
Она проходила сквозь длинные ряды, в которые выстроились самураи, сопровождавшие зоркими взглядами ее каждое движение. Этот путь через строй напомнил Мамору одно из наказаний, принятых в армии: провинившегося пускали между двумя линиями самураев, и каждый держал в руках палку, которую был должен обрушить на спину несчастного.
Такое
Но сейчас, когда он смотрел на жену — невероятно хрупкую на фоне столпившихся самураев— к нему в голову пришло это гнусное сравнение.
— Господин?! — вопрос кого-то из полководцев повис в воздухе и разбился о звонкую тишину.
Талила шла к нему нарочито медленно и держала руки у всех на виду, и Мамору дернул уголками губ.
— Защищайте господина! — один выкрик едва все не погубил, но мужчина сумел обрубить панику на корню.
— Тихо! — прогремел Мамору, набрав в легкие побольше воздуха. — Закройте свои рты!
Дернувшиеся было самураи замерли, а Талила все же сбилась с чеканного шага.
— Господин, это безумие, она опасна... — зашептали у Мамору за спиной, и он развернулся одним резким движением и прошелся по своим полководцам жестким взглядом.
— Если с ее головы упадет хотя бы волосок, вы пожалеете, — припечатал он.
Потом вновь посмотрел на жену и шагнул ей навстречу. В отличие от всех остальных он не боялся. И не думал, что Талила вернулась, чтобы его убить.
Чуть позади нее понуро шагал Такахиро. Судя по выражению его лица, он давно уже подписал сам себе смертный приговор.
Мамору скривил губы.
— Здравствуй, муж мой, — Талила остановилась, когда их разделяло не больше десяти шагов, и заговорила громко и четко, и в густой тишине, повисшей между ними, ее слова подхватил ветер и унес их далеко-далеко.
Он смотрел на нее и никак не мог понять, что же в ней изменилось. Неуловимо, но очень сильно. Они расстались полторы недели назад, и за столь короткий промежуток едва ли его жена смогла бы перемениться.
Но, тем не менее, это случилось.
Он жадно всматривался в ее лицо и не находил ответа, пока не наткнулся на спокойный, ровный взгляд. И тогда он осознал, и почему-то ему стало горько. Ее глаза словно светились изнутри. В них зажглось пламя, которое потухло в то мгновение, когда на ее руках защелкнулись тяжелые оковы. А теперь вместе с Талилой была ее магия, и, верно, это согревало ее изнутри.
— Здравствуй, Талила, — отозвался он и, не сдержавшись, коротко выдохнул.
Он ведь отпустил ее. Велел убегать, убираться прочь.
Так зачем же она вернулась?..
Напряженная атмосфера стала чуть спокойнее, когда за первые несколько минут ничего не произошло. На нее смотрели по-прежнему с ужасом и неприязнью, с затаенным страхом
— Осака, Суга, — сквозь зубы процедил Мамору, не отводя от нее взгляда. — Успокойте людей. Я не потерплю ни болтовни, ни причитаний, ни проклятий. Это понятно?
— Да, господин.
— Проследите, чтобы мои слова дошли до каждого самураи. А сейчас — оставьте меня все. Я должен поговорить с госпожой Талилой.
— Разумно ли это? — усомнились оба полководца.
Мамору дернул плечом, не удостоив их даже ответом. Лишь резко взмахнул рукой, и нехотя, но его приказ начали исполнять, и постепенно столпившиеся самураи разошлись. Он дождался, пока к своим обычным делам вернуться почти все прежде, чем подошел к Талиле.
Такахиро, по-прежнему державшийся за ее спиной, шагнул вперед и рухнул перед ним на колени.
— Казните меня, господин, — пробормотал он и склонил голову. — Я привел к вам госпожу.
Когда до него донеслось рассерженное шипение Талилы, Мамору с трудом сдержал неуместную улыбку. Проявлять чувства при посторонних ему не полагалось.
— Встань, — велел он, обратившись к самураю, что был близок к отчаянию. — С тобой мы поговорим после.
Не смея поднять головы, Такахиро послушно выпрямился и, повиновавшись резкому кивку своего господина, оставил его наедине с женой.
— Зачем ты вернулась? — Мамору приказал себе сосредоточить взгляд на ее переносице и ни в коем случае не смотреть в сияющие глаза, потому что свет, что они излучали, слепил его.
И сияли они не для него.
Он нарочно заговорил с ней прохладным, отстраненным голосом. Что бы она ни хотела, чем быстрее он отправит ее в обратный путь, тем будет лучше.
— Чтобы помочь тебе.
Он и не подозревал, что тихий голос Талилы способен вышибить из него весь дух. Словно с разбега очутился в ледяной реке.
В груди шевельнулось что-то давно забытое, и усилием воли Мамору отбросил это ощущение прочь.
— И я никуда не уйду, — твердо добавила она и усмехнулась, услышав, как он заскрипел зубами.
А потом, выждав небольшую паузу, чтобы обуявшие его гнев и раздражение чуть улеглись, попросила неожиданно просто и тихо.
— Не гони меня.
***
— Значит, твой дядя жив, — задумчиво сказал Мамору и провел ладонью по подбородку, на котором начала отрастать темная щетина.
Недостойно самурая, но в походных условиях приходилось чем-то жертвовать.
Он и Талила вдвоем сидели в шатре, где чуть ранее он говорил с полководцами. Прежде, чем Мамору во всеуслышание сообщит свое решение о жене, ему необходимо было услышать ее историю из первых уст.