Постоялый двор Синичкино
Шрифт:
— Гера, расскажи нам что-нибудь интересное из местных традиций, — попросил Радмир.
— Да, поведай нам о чём-нибудь местном, — поддержал просьбу Радмира Юрий.
Гера на секунду задумалась, а потом начала рассказ:
— Моя бабушка Марьяна была очень интересной особой. Она всегда всё делала с шутками-прибаутками. Бабуля знала много о лекарственных травах, пыталась меня учить. Жалко, что я почти всё забыла. Одно из самых сильных детских воспоминаний — это как мы каждый год праздновали четвёртого августа Марьин день. Утром бабушка будила меня на заре, одевала в белое платье,
— Даже жалко, что это неправда, — усмехнулся Радмир.
— Почему неправда? — Гера почувствовала обиду за местные традиции и неожиданно для самой себя бросилась их защищать. — Я совсем не болела, пока жила с бабкой Марьяной.
— Тому, что ты не болела, есть логическое объяснение: вокруг свежий воздух, продукты питания органические, нет толпы людей-носителей вирусов, — рассуждал Радмир.
Гертруда молчала.
— О чём задумалась? — спросил её Юра.
— О Синичкино. Нахим Ходорёнок сказал, что все были рады уехать из Синичкино.
— Я, если честно, никогда не понимал, зачем отец затеял этот проект с постоялым двором, — признался Радмир.
— Так в чём проблема?! Ноги в руки — и уехал, — усмехнулся Павловский. — Папа-олигарх не будет единственное дитятко ругать. Купит тебе новый, интересный бизнес.
— Ты заблуждаешься на счёт моих отношений с отцом, — холодно ответил Радмир. — Последнее, что Вениамин Хобар мне оплатил — это учёбу в частной гимназии. В университет на бизнес администрирование я поступил на бюджет и после получения диплома работал в крупной международной компании. Только год назад я начал трудиться под руководством отца. Получаю зарплату, как все сотрудники. Никаких преференций не имею.
— Не так: пока что получаешь только зарплату, а скоро станешь у руля бизнес империи, — поправил Радмира Юра.
— Стану, если отец доверит, — согласился Радмир, — но это не самоцель.
— Всё равно, — пренебрежительно махнул рукой Павловский. — Ты не нашего с Герой поля ягода. Мы из пролетариата вышли и пашем, как проклятые, чтобы добиться чего-то в жизни, а ты родился с золотой ложкой во рту.
— Я не выбирал, как мне родиться, — гневно выпалил Радмир.
— Однако по факту рождения твоё место рядом с Виолеттой. Подобное притягивает подобное, — захохотал Юрий, углубляясь в лесную чащу. Радмир и Гера неотступно следовали за ним.
Минут через пятнадцать они вышли на большую лесную поляну, посреди которой возвышался огромный дуб, а возле дуба лежал большой камень, обвязанный белым полотенцем с красной вышивкой по краям: причудливые цветы в перемешку с петухами украшали рушник. На камне лежал завявший венок из мелких полевых ромашек.
— Это и есть капище? — разочарованно уточнил Радмир. — Просто здоровенный валун на ничем не примечательной поляне?
— Не просто валун. У него есть имя, — напомнила Гертруда. — Я помню, как моя бабушка Марьяна всегда, когда мы с ней собирали
— Интересно, — Радмир усмехнулся. — Жалко, что камень не может защищать от бед.
— Бабушка Марьяна верила, что валун-Дед может это делать, — упрямо заявила Гертруда.
— Ну, вера на то она и вера! — Павловский подмигнул Радмиру.
Они друг за другом со скучающим видом прошли вокруг валуна.
Гертруда подошла к камню, когда Юра и Радмир уже совершенно потеряв интерес к Деду обходили поляну по периметру.
Гера осторожно коснулась валуна и, не задумываясь, на автомате прошептала: "Здравствуй, Дед! Защити меня от бед!" Листья дуба зашелестели, хотя ветра не было. Гертруда с опаской посмотрела на большую сосну, росшую недалеко от валуна. Она подсознательно ожидала увидеть там навью, но ошиблась: на поляне никого кроме неё, Юры и Радмира не наблюдалось.
Юрий и Радмир тем временем, закончив осмотр поляны, вернулись к валуну. Павловский предложил:
— Пойдём назад в Синичкино!
Гера посмотрела на дуб, валун, высокую сосну и сказала:
— Вы идите в Синичкино, а я хочу по лесу немного погулять.
С этими словами она развернулась и пошла в сторону болота.
Юрий с Радмиром переглянулись, а потом, не сговариваясь, последовали за Гертрудой.
— Можно мы тоже с тобой прогуляемся? — спросил Юра.
— Не возражаю, — не оглядываясь, ответила Гера.
Они втроём минут десять шли по густому лесу, пока не оказались на светлой опушке, заросшей крапивой и кустами орешника. Посреди опушки стояла покосившаяся избушка.
— Здесь давно не ступала нога человека! — восхитился Юра. — Интересно: сколько лет этот домик стоит заброшенным?
— Двадцать два года, — прошептала Гера, не сводя взгляда с проломленой крыши избушки.
Юра и Радмир вопросительно уставились на Гертруду.
— Я здесь жила до восьми лет, — в ответ пояснила Гера.
— Потрясающе! Двадцать два года здесь никого не было! — восхитился Павловский.
— Думаю, что ты ошибаешься, — покачал головой Радмир. — Я заметил протоптанную тропинку к избушке немного правее того места, где мы сейчас стоим.
— Правда? — Юрий пошёл в указанном направлении, и Гера, наконец оторвав взгляд от дома, тоже двинулась за ним.
— У тебя, Радмир, цепкий взгляд, — крикнул едва видный из-за орешника Юра. — Здесь есть тропинка. Идите за мной!
— Ты жила здесь с родителями? — спросил Радмир Геру, когда они пробирались по узкой тропинке к дому.
— Сперва с родителями и бабушкой. Мой отец был лесником, а мама — домашним хозяйством занималась. Она умерла, когда мне было четыре года. Пошла на болото собирать клюкву и не вернулась. Отец умер через год после мамы: не вернулся с обхода леса. Его нашли возле болота. Сердечный приступ, хотя папа никогда на сердце не жаловался. Ему было всего тридцать восемь лет. Так я осталась здесь с бабушкой Марьяной. Её не стало, когда мне было восемь.
— Ты росла в детском доме? — уточнил Радмир.