Потрясающий мужчина. Книга 2
Шрифт:
— Я думала, это мой сын, — удивленно проговорила Нора. — Вы знакомая господина Виндриха?
— Я знаю его.
— Мой сын сейчас на курсах повышения квалификации…
— Мне ничего не нужно от вашего сына. Меня ждет внизу такси. Спокойной ночи.
Нора исчезла.
Под Таниным руководством я вынула из шкафа кое-какое белье, свитера, туфли, косметику и положила все в чемодан.
— Возьми свое пальто, — скомандовала Таня, — может опять похолодать.
Меня бил озноб.
— Куда мы едем?
— В отель, разумеется. Руфус не
Руфус ждал у входа в гостиницу и вел себя так, словно я — лихорадочно ожидаемое донорское сердце для умирающего миллиардера или что-нибудь другое, жизненно важное, прибывшее в последнюю секунду. Он предлагает мне поселиться в одиннадцатом номере, согласна ли я? Я ведь говорила ему, что одиннадцатый нравится мне больше всего. Не позвонить ли моему отцу? Отец наверняка волнуется. Таня возразила, что звонить в час ночи моему отцу — явный перебор. Я должна выпить бокал красного вина с таблеткой снотворного. Руфус считал, что это только повредит. Таня возразила: это только на пользу. Мне все было безразлично.
Они привели меня в одиннадцатый номер, комнату с обоями в маргаритках и французской кроватью. Таня принесла бокал красного вина, в котором с шипением растворялась таблетка. Мне вдруг полегчало — возле кровати стоял телефон. Наконец-то под руками есть телефон!
То были не последние слова Бенедикта.
70
Когда я проснулась в воскресенье утром, звонили свадебные колокола. Я не могла понять, как я оказалась в отеле «Гармония». Все перемешалось в моей бедной голове. Автотелефон Бенедикта был занят, а когда освобождался, его там не было — хоть плачь.
В мою дверь тихонько постучали. Это был Руфус. Звонил отец, он сам догадался, что я могу быть в отеле. Мой отец очень милый. Руфус его успокоил. Когда мне станет лучше, я должна позвонить ему. Еще Руфус сказал, что мне надо поесть. Он может согреть в микроволновке очень вкусное маринованное мясо.
Меня интересовало только одно:
— Ты сегодня увидишь Таню?
— Нет.
— Но ты можешь позвонить ей. — У меня была идея: Таня могла бы позвонить своему Детлефу. Он должен знать, ложь то, что рассказывала Анжела, или нет.
— Но Бенедикт ведь сам подтвердил тебе это, — напомнил мне Руфус. — К тому же Тани скорей всего нет дома. Она хотела сегодня пойти куда-то со своим ювелиром.
Таня оказалась дома. Правда, она не могла сейчас звонить Детлефу, потому что спешила, но согласилась позвонить попозже.
Я сидела в холле, в мастерской господина Хеддериха, и бессмысленно пялилась в телевизор.
Все лучше, чем пялиться в одиннадцатом номере на телефон.
Наконец после дневных новостей позвонила Таня:
— Детлеф сказал: он не удивлен, если Бенедикт обрюхатил Анжелу.
— Он именно так и сказал? Я не верю.
— По смыслу именно так.
—
— Объяснение… — Таня помедлила. — Детлеф считает: вполне возможно, что Бенедикт, под определенным натиском, должен был покориться воле хозяйской дочки.
Таня явно все это сочинила сама, чтобы смягчить мою боль.
— Пожалуйста, передай мне точно, что он сказал!
— Я забыла! — заорала Таня. — Бенедикт бросил тебя, потому что у него теперь дочка шефа на крючке. Какая разница, почему! Достаточно, что это правда!
— Если ты забыла, что на самом деле сказал Детлеф, дай мне, пожалуйста, его телефон, — механически попросила я.
Таня бросила трубку.
Руфус опять напомнил мне слова Бенедикта. Сказал, что мне надо позвонить отцу. Нет уж! Ведь Руфус говорил, что я должна звонить, когда мне будет лучше, а мне сейчас стало еще хуже. Я помчалась в свою одиннадцатую комнату.
В полпервого ночи я не выдержала. Таня должна точно вспомнить, что сказал Детлеф. Мне пришлось ждать целую вечность, пока она, наконец, подошла к телефону.
— О'кей, — сказала она заспанным голосом, — я дословно вспомнила, что сказал Детлеф. — С угрозой в голосе она спросила: — Будешь записывать?
— Записывать? Нет, я только хотела знать точно, возможно…
— Он сказал: «Разумеется, Виндрих трахнул хозяйскую дочку, это единственное, на что способен этот пустобрех. Он делает карьеру в постели. А кто ее трахнул однажды, уже не остановится!»— Таня швырнула трубку.
71
Нет более идеального места, чем отель, чтобы покончить с собой. Если больше ничего нельзя изменить, нет ничего более идеального, чем самоубийство.
Или должна умереть Анжела. На прошлой неделе я прочла в одном иллюстрированном журнале: «Если бы у вас была возможность убить человека и никогда не быть пойманным, сделали бы вы это или нет?» На той неделе я непроизвольно подумала: нет. Теперь я была умнее: ДА. ДА. АНЖЕЛА.
Смогу ли я когда-нибудь забыть, что Бенедикт был готов бросить меня ради Анжелы? Он ведь не мог поступить иначе. Он оставляет меня не ради Анжелы, а только ради ребенка. Это высшая сила.
Анжела играла в лото на беременность. И выиграла. Бенедикт проиграл. Или нет? Нора, разумеется, сказала бы, что Анжела — лучшая партия, чем я. А что было бы, если бы и я была беременна от Бенедикта? Мне вдруг вспомнилась наша игра: я карточка лото с шестью правильно отгаданными цифрами, которую забыли сдать…
Тот, кого не любят, теряет свою значимость. Я перестала быть значимой. А чтобы вновь обрести значимость, нет более идеального пути, чем покончить жизнь самоубийством. После твоего самоубийства все скажут, что ты была необыкновенной личностью, которую не смогли оценить. После самоубийства ты вдруг становишься самой любимой подругой всех тех, кто при жизни не хотел иметь с тобой ничего общего.