Потрясающий мужчина. Книга 2
Шрифт:
Жизнь — это хороший роман, а хеппи-энды бывают только в плохих романах.
Вот если в конце все несчастны и все безнадежно, тогда это значительное произведение. И почему так по-мещански выглядит желание быть немного счастливой?
Если ничего больше нельзя изменить, нужно просто выброситься из окна или вскрыть себе вены. Все говорило за то, чтобы покончить с жизнью. Маргаритки на обоях были бы неплохим украшением на могиле.
Только один шаг. Только один надрез. Или горсть таблеток.
О
72
Может, я не сделала этого из-за Руфуса: выбросись я из окна, у него были бы неприятности с моим трупом. Вскрой себе вены — ему пришлось бы отмывать кровь.
Утром в понедельник позвонила моя мать. Она не может поверить, ее словно обухом по голове ударили. Издалека донесся голос Аннабель — если я вернусь, она разрешит мне поиграть с Сольвейг. А Сольвейг закричала: «Я хочу звонить!» Отец передал, что позвонит позже.
Позвонив потом с работы, он рассказал, что дядя Георг в страшной ярости на Бенедикта, соблазнившего его единственную дочь, и не желает даже слышать об их свадьбе.
— Но это их дело, — сказал отец, будто меня это больше не касалось. Еще он считает, что лучше мне пока поработать в отеле у любезного господина Бергера. Работа — лучшее лекарство от тоски. — Нужно что-нибудь делать, и жизнь пойдет дальше.
Отец не понимал, как ужасно, если жизнь идет дальше, хотя мир должен был бы рухнуть после того, что произошло.
Автотелефон Бенедикта был неисправен, там все время было занято. Если я звонила домой, подходила только Нора. Я не хотела с ней разговаривать и бросала трубку. Если звонила Бенедикту на работу, подходила Анжела. Я опять бросала трубку. Один раз трубку снял господин Вельтье.
— Господина Виндриха нет, — сказал он. — Что ему передать? — Я попросила передать ему мой телефон и номер комнаты. Господин Вельтье все записал, делая вид, что не знает, кто я такая.
Бенедикт не позвонил.
Три бесконечных дня и три бесконечных ночи я пролежала возле телефона, кусая подушку и спрашивая себя: Бенедикт один сейчас в нашей постели или нет?
Руфус снабжал меня едой, хотя я ничего не хотела есть. Можно ли мисс Плейер пропылесосить в моей комнате? Нет.
Уже на вторую ночь у Анжелы дома был включен автоответчик.
— Хеллоу! — говорила Анжела своим бесстыжим голосом. — Мы сейчас не можем подойти. Вы застанете нас на работе в обычное время! — Дзинь. Все!
Я кусала подушку и спрашивала себя, как долго Бенедикт все это выдержит.
73
Через три дня мне стало невмоготу лежать у телефона. Я решила заняться уборкой. Руфус обращался со мной как с тяжелобольной. Действительно ли мне по силам убираться?
— Почему бы нет? Я ведь не ногу себе сломала.
Руфус спросил:
—
— Почему бы и нет? — Что бы я ни делала, я всего лишь ждала.
В пятницу ко мне зашла мисс Плейер. С увлажненным взором она сказала:
— Я принесла тебе мой запасной плейер. Тебе нужна музыка. Ты знаешь, где на полке лежат мои кассеты. Возьми, какую захочешь.
Мисс Плейер была права: с плейером легче выжить — не сжимается судорожно сердце, когда звонит телефон. А если поставить музыку громко-громко, она заглушит любую мысль.
Я работала как в тумане. Дел было невпроворот. На неделю у нас остановились десять женщин, которые собирались рекламировать вязальные машины. Неподалеку от отеля проходил учебный семинар для пропагандисток вязания на дому. Руфус сказал: ему жаль этих женщин, которым приходится платить много денег за обучение да еще покупать вязальную машину. И все это только для того, чтобы получить более чем сомнительную работу. Как-то я увидела утром, как они уходили все вместе: ни на одной не было ни свитера, ни джемпера машинной вязки; все как одна в джинсах, блузках и пиджаках. Повсюду были люди, по которым нельзя сказать, что они делают, что чувствуют. У всех — совершенно нормальный вид. Но сколько в отеле отчаявшихся душ!
Руфус не хотел брать с меня денег за одиннадцатую комнату. Все равно отель заполнен не полностью. Он вполне может принимать решения вместо госпожи Шнаппензип. В конце концов Руфус предложил, чтобы я платила столько же, сколько за комнату Мерседес. Я согласилась.
— Потом пересчитаешь месячную плату на дни, — сказала я.
— Пересчитать на дни? Это еще зачем?
— Речь идет только о нескольких днях, пока все не выяснится. Ты так не думаешь?
— Да, да, конечно. — Разглядывая свои сандалии, он произнес: — Что характерно, так это то, что чудеса происходят неожиданно.
Шла вторая неделя после катастрофы, когда во время умывания у меня разбился стаканчик для зубных щеток. Как и моя жизнь, он треснул посередине. Какая-то насмешка, но в тот же день я нашла правильную божью коровку всего с двумя точками.
Во всем виновата Анжела. Она дала толчок катастрофе, как это делают женщины с доисторических времен: легла в постель с чужим мужчиной.
В один из вечеров Руфус рассказал мне, что Таня еще несколько недель назад намекала на такой исход. Она все знала от Детлефа.
— Почему же вы мне ничего не сказали?
— Разве ты бы поверила? — Его бровь шевельнулась на лбу, выражая недоверие.
74
Я не выходила из отеля, боясь проворонить звонок Бенедикта.
И я не могла выйти из отеля, я боялась, что меня сразу задавит машина. У меня было ощущение, что я превратилась в пустое место, и ни один шофер не заметит меня.