Правители тьмы
Шрифт:
"Рад за вас", - бесцветно сказал Сабрино. "А теперь, добрый мой сэр, если вы меня извините, я пытаюсь выразить свои соболезнования семье погибшего летчика".
"А. Понятно. Конечно", - сказал Амбальдо. Если бы он тогда вышел из палатки, все было бы ... если не в порядке, то, по крайней мере, сносно. Но, возможно, воодушевленный бренди, он добавил: "Хотя то, как кто-то мог легко потерять людей из-за этих болванов из Ункерлантера, выше моего понимания".
Сабрино поднялся на ноги. Устремив на Амбальдо смертоносный взгляд, он заговорил голосом более холодным, чем любая ункерлантская зима: "Кажется, вам недоступно
Глаза полковника Амбальдо расширились. "Сэр, вы не имеете права так со мной разговаривать. Независимо от того, что вы называете правилами фронта, я буду добиваться сатисфакции".
"Если хочешь удовлетворения, иди найди шлюху". Сабрино отвесил Амбальдо насмешливый поклон. "Я же говорил тебе, у нас здесь не дуэли. Тогда позволь мне сказать вот что: если ты когда-нибудь снова попытаешься навязать мне свое присутствие здесь, в этой палатке, я не буду драться на дуэли. Я просто убью тебя на месте ".
"Ты шутишь", - воскликнул Амбальдо.
Сабрино пожал плечами. "Вы можете провести эксперимент. И после того, как вы это сделаете, кто-нибудь должен будет написать вашим родственникам, предполагая, что у кого-нибудь есть хоть малейшее представление о том, кто ваш отец".
"Сэр, я знаю, что вы взвинчены, но вы испытываете мое терпение", - сказал Амбальдо. "Я предупреждаю вас, я вызову вас независимо от этих так называемых правил, если вы зайдете слишком далеко".
"Хорошо", - сказал Сабрино. "Если твои друзья - в маловероятном случае, если они у тебя есть - поговорят с моими, им не нужно спрашивать об оружии. Я выберу ножи".
Палки были обычным делом на дуэлях. Они справлялись со всем быстро и решительно. Мечи также были обычным делом, особенно среди тех, что были антикварно изогнуты. Ножи… Человек, который выбрал ножи, не просто хотел убить своего противника. Он хотел убедиться, что враг пострадал перед смертью.
Амбальдо облизнул губы. Он не был трусом; ни один альгарвейский полковник драконьих крыльев не мог быть трусом. Но он видел, что Сабрино имел в виду то, что сказал, и в данный момент его не очень заботило, жив он или умер. Со всем достоинством, на какое был способен, Амбальдо сказал: "Я надеюсь когда-нибудь снова поговорить с вами, сэр, когда вы будете более близки к себе". Он повернулся и ушел.
С последним тихим проклятием Сабрино снова сел. Он заново обмазал чернилами свою ручку, надеясь, что охватившая его ярость облегчит написание слов. Но этого не произошло. Ему пришлось написать слишком много таких писем, и они никогда не давались легко. И, когда он писал, он не мог перестать задаваться вопросом, кто однажды напишет для него письмо и что этот человек скажет.
***
Сидрок снял свою меховую шапку и убрал ее в рюкзак. "Не так холодно в эти дни", - заметил он.
Сержант Верферт сделал беззвучные хлопки в ладоши. "Ты хитрец, ты такой, чтобы заметить это. Бьюсь об заклад, что все это вонючее таяние снега дало тебе ключ к разгадке".
"Хех", - сказал Сидрок; Верферт, будучи сержантом, не мог сказать ничего больше, не нарвавшись на неприятности. Он мог отвернуться от сержанта и уйти по одной из траншей к северу от Дуррвангена, которую удерживала
Пара яиц со свистом вылетела из Дуррвангена и взорвалась неподалеку, выбросив фонтаны грязи. Оно шлепнулось с шумом, который напомнил Сидроку отхожее место, только громче. Он вскинул руки в воздух, как будто это могло принести какую-то пользу. "Как мы должны продвигаться в этом?" - спросил он, а затем ответил на свой собственный вопрос: "Мы не можем. Никто не мог".
"Это не значит, что мы не будем", - сказал Сеорл. Негодяй сплюнул; его слюна была всего лишь еще одной каплей влаги в трясине. "Разве ты не заметил?
– рыжеволосые скорее отдадут наши жизни, чем свои."
"Это так". Сидрок не думал, что кто-то в Бригаде Плегмунда не заметил этого. "Но они тратят и много своих людей".
Сеорл снова сплюнул. "Да, они это делают, и для чего? Этот паршивый участок Ункерланта не стоит того, чтобы туда срать, не говоря уже о чем-либо другом".
Сидрок поспорил бы с этим, если бы только мог. Поскольку он был согласен с этим, он просто кряхтел и хлюпал по траншее, пока не добрался до медного котелка, булькающего на маленьком огне. Тушеное мясо состояло из овсянки, ревеня и чего-то еще, что пролежало достаточно долго, чтобы испортилось, но недостаточно долго, чтобы стать совсем несъедобным. Он наполнил свою жестянку столовой и с аппетитом поел. Только после того, как он закончил, когда споласкивал жестянку из-под каши водой из своей фляги, он остановился, чтобы задаться вопросом, что бы он подумал о еде, если бы все еще жил спокойно в Громхеорте. Он рассмеялся. Он бы швырнул жестянкой из-под каши в любого, кто попытался бы ему ее дать. Здесь и сейчас, с полным желудком, он был достаточно счастлив.
Он также был рад, что никого из альгарвейских офицеров Бригады, похоже, поблизости не было. Пока их там не было, ничего особенного не произойдет. Он видел, что фортвежским сержантам особо не доверяли. Фортвежцы были достаточно хороши, чтобы сражаться за Альгарве, но не для того, чтобы думать или руководить.
Ункерлантцы запустили еще несколько яиц с окраин Дуррвангена. Они разорвались ближе, чем другие, один из них был достаточно близко, чтобы заставить Сидрока броситься в холодную, липкую грязь. "Силы внизу пожирают их", - пробормотал он, когда кусочки тонкой металлической скорлупы, в которой содержалась колдовская энергия яйца, зашипели в воздухе. "Почему бы им просто не сбежать и хоть раз не облегчить нам задачу?"
Но, несмотря на разгром, который альгарвейцы устроили Дуррвангену, люди Свеммеля не выказывали ни малейшего желания убегать. Если альгарвейцы хотели, чтобы они исчезли, им пришлось бы изгнать их. После того, как яйца перестали падать, Сидрок высунул голову из-за парапета и посмотрел на юг. "Пригнись, дурак!" - крикнул ему кто-то. "Хочешь луч в лицо?"
Он спустился, ничуть не пострадав. Окраины Дуррвангена лежали примерно в миле отсюда. Ункерлантцы держались за город, от окраин до его сердца, подобно беспощадной смерти. Он не мог видеть всех укреплений, которые они воздвигли, но это ничего не доказывало; он уже обнаружил их дар устраивать полевые работы, которые не казались чем-то особенным - пока на них не напали. Что бы их ни ждало в Дуррвангене, он не горел желанием узнавать.