Православие и «Нагуализм»
Шрифт:
И при всём этом — четвёртое — они, конечно же, — разумные личности, гораздо мудрее и разумнее «союзников» магов! И намного могущественнее…
Пятое дополняет следующий эзотерический факт…
Будучи составленными из самой субстанции света Любви-Осознания, ангелы самоосознающи в высшей степени! А наделённые этим волшебным сиянием, они чудоносны сами — прикладывая себя (свой луч) к той точке, из которой ещё только образуется любая энергия и впоследствии — «вещественность», «материальность», они легко, одним лишь «касанием» созидательно преобразуют любые события,
«Привели о. Арсения и Алексея в карцер, втолкнули. Упали оба, разбились, кто обо что. Остались в темноте. Поднялся о. Арсений и проговорил: “Ну! Вот и привёл Господь вдвоём жить. Холодно, холодно, Алёша. Железо кругом”.
За дверью громыхал засов, щёлкал замок, смолкли голоса и шаги, и в наступившей тишине холод схватил, сжал обоих. Сквозь узкое решетчатое окно светила луна, и её молочный свет слабо освещал карцер.
“Замёрзнем, о. Арсений, — простонал Алексей. — Из-за меня замёрзнем. Обоим смерть, надо двигаться, прыгать, и все двое суток. Сил нет, весь разбит, холод уже сейчас забирает. Ноги окоченели. Так тесно, что и двигаться нельзя. Смерть нам, о. Арсений. Это не люди! Правда? Люди не могут сделать того, что сделали с нами. Лучше расстрел!”
Отец Арсений молчал. Алексей пробовал прыгать на одном месте, но это не согревало. Сопротивляться холоду было бессмысленно. Смерть должна была наступить часа через два-три, для этого их и послали сюда.
“Что Вы молчите? Что Вы молчите, о. Арсений?” — почти кричал Алексей, и, как будто пробиваясь сквозь дремоту, откуда-то издалека прозвучал ответ:
“Молюсь Богу, Алексей!”
“О чём тут можно молиться, когда мы замерзаем?” — проговорил Алексей и замолчал.
“Одни мы с тобой, Алёша! Двое суток никто не придёт. Будем молиться. Первый раз допустил Господь молиться в лагере в полный голос. Будем молиться, а там воля Господня”.
Холод забирал Алексея, но он отчётливо понял, что сходит с ума о. Арсений. Тот, стоя в молочной полосе лунного света, крестился и вполголоса что-то произносил.
Руки и ноги окоченели полностью, сил двигаться не было. Замерзал. Алексею всё стало безразлично.
Отец Арсений замолк, и вдруг Алексей услышал отчётливо произносимые о. Арсением слова и понял: это молитва.
В церкви Алексей был один раз из любопытства. Бабка когда-то его крестила. Семья неверующая, или, вернее сказать, абсолютно безразличная к вопросам религии, не знающая, что такое вера. Алексей — комсомолец, студент. Какая могла быть здесь вера?
Сквозь оцепенение, сознание наступающей смерти, боль от побоев и холода сперва смутно, но через несколько мгновений отчётливо стали доходить до Алексея слова: “Господи Боже! Помилуй нас грешных, Многомилостиве и Всемилостиве Боже наш, Господи Иисусе Христе, многия ради любве сшел и воплотился еси, яко да спасеши всех. По неизреченной Твоей милости
Алексей стал вслушиваться в слова молитвы. Вначале смысл их смутно доходит до него, было что-то непонятное, но, чем больше холод охватывал его, тем отчетливые осознавал он значение слов и фраз. Молитва охватывала душу спокойствием, уводила от леденящего сердце страха и соединяла со стоящим с ним рядом стариком — о. Арсением.
“Господи Боже наш Иисусе Христе! Ты рекл еси пречистыми устами Твоими, когда двое или трое на земле согласятся просить о всяком деле, дано будет Отцом Моим Небесным, ибо где двое или трое собраны во Имя Мое, там и Я посреди них…” И Алексей повторял: “… дано будет Отцом Моим Небесным, ибо где двое или трое собраны во Имя Мое, там и Я посреди них…”
Холод полностью охватил Алексея, всё застыло в нём. Лежал ли, сидел на полу, или стоял, он не сознавал. Всё леденело. Вдруг наступил какой-то момент, когда карцер, холод, оцепенение тела, боль от побоев, страх исчезли. Голос о. Арсения наполнял карцер. Да карцер ли? “Там Я посреди них…” Кто же может быть здесь? Посреди нас. Кто? Алексей обернулся к о. Арсению и удивился. Всё кругом изменилось, преобразилось. Пришла мучительная мысль: “Брежу, конец, замерзаю”.
Карцер раздвинулся, полоса лунного света исчезла, было светло, ярко горел свет, и о. Арсений, одетый в сверкающие белые одежды, воздев руки вверх, громко молился. Одежды о. Арсения были именно те, которые Алексей видел на священнике в церкви.
Слова молитв, читаемые о. Арсением, сейчас были понятны, близки, родственны — проникали в душу. Тревоги, страдания, опасения ушли, было желание слиться с этими словами, познать их, запомнить на всю жизнь.
Карцера не было, была церковь. Но как они сюда попали, и почему ещё кто-то здесь, рядом с ними? Алексей с удивлением увидел, что помогали ещё два человека, и эти двое тоже были в сверкающих одеждах и горели необъяснимым белым светом. Лиц этих людей Алексей не видел, но чувствовал, что они прекрасны.
Молитва заполнила всё существо Алексея, он поднялся, встал с о. Арсением и стал молиться. Было тепло, дышалось легко, ощущение радости жило в душе. Всё, что произносил о. Арсений, повторял Алексей, и не просто повторял, а молился с ним вместе.
Казалось, что о. Арсений слился воедино со словами молитв, но Алексей понимал, что он не забывал его, а всё время был с ним и помогал ему молиться.
Ощущение, что Бог есть, что Он сейчас с ними, пришло к Алексею, и он чувствовал, видел своей душой Бога, и эти двое были Его слуги, посланные Им помогать о. Арсению.
Иногда приходила мысль, что они оба уже умерли или умирают, а сейчас бредят, но голос о. Арсения и его присутствие возвращали к действительности.
Сколько прошло времени, Алексей не знал, но о. Арсений обернулся и сказал: “Пойди, Алеша! Ложись, ты устал, я буду молиться, ты услышишь”. Алексей лёг на пол, обитый железом, закрыл глаза, продолжая молиться. Слова молитвы заполнили все его существо: “… согласятся просить о всяком деле, дано будет Отцом Моим Небесным…” На тысячи ладов откликалось его сердце словам: “… Собраны во Имя Мое…” “Да, да! Мы не одни!” — временами думал Алексей, продолжая молиться.