Преданные богам(и)
Шрифт:
Среди потрескавшейся земли, укрытой белым налетом, редкими пыльно-серыми кустами солянки и солероса, бледными красно-желто-зелеными побегами содника и сиреневыми полянами мелкоцветного кермека, попадались ручьи. Только вот до того солеными они были, что не годились для питья.
Ежели они вскоре с солончака не сойдут… сошли. Земля под ногами вдруг налилась цветом. Вода в текущем неподалеку ручье показалась слаще меда.
А впереди вырисовывались очертания холмов, укрытых ковылем и полынью.
К тому, что Багулка
– Ты проведешь меня в курганы варрахов, только ежели… – злобно сощурился Одолен.
– Ежели ты дашь клятву, что в качестве платы вернешь мне то, что ваш народ в незапамятные времена украл у нашего, а красноволосый волкодав вытащил давеча из Жальников, – перестала с ним играться Багулка.
Разумеется, что именно, она не призналась. Видать, узнав, что это за предмет, Одолен ни за что не рискнет отдать ей его. Дело дрянь.
Может, то самое оружие, чтоб проклятия разрушать? Но зачем оно ужалкам?
Или в Жальниках сокрыто что-то, с ворожбой связанное? Одолен ведь тогда еще, в Чертогах Луноликой подумал, что волкодавы ворожбу попросту другой ворожбой бьют. Клин клином вышибают. Может ужалки испугались вернувшихся ворожеев среди звериных оборотней и желают уравновесить силы?
Как бы там ни было, а о безделушке волхвица Горына-Триглава просить не станет. Это пугало. Неужто судьба у Одолена такая: вечно мир к новым потрясениям вести? Правильно Луноликая повинилась, раскачала она чашу весов, Одолена избранным сделав.
Но что ему остается? Сам он козьи тропы ни в жизнь не найдет, дрянные из арысей ищейки. Проводник для волхва среди кочевников ни за что не сыщется. А не идти в курганы невозможно. Ведь только там, на могилах варрахов, где ворожей обряд раскрытия сил проходил, можно добыть слова заговора, коим целебные воды отравлены.
Или возможно? Не идти, а попросту подождать, покуда Гармала Гуара варраха найдет да прибьет? Но сколько ждать? А вдруг не варрах вовсе порчу наводил? Тогда его смертью порчу не снимешь.
Попросив помощи у этой гюрзы он сам себя поймал в капкан.
Одолен грязно выбранился, со свистом выдохнул сквозь зубы и… процедил клятву. Смуглое лицо Багулки озарилось таким недоверием и таким робким, ей несвойственным, восторгом, что его догадки вмиг подтвердились. Только что он совершил очередную непоправимую ошибку.
22 Проклятие двух богов
Второй весенний месяц,
межевая неделя
Зареволесское княжество,
Вольск
– Стало быть, варрах армию скапливает? – всевидящий взгляд слепых глаз Гармалы почуялся чесоткой меж лопатками.
Ганька оторвался от чтения вслух берестяной грамоты с переписью рожденных на затмение Вдругорядной
Гармала сидел на лавке, уперев локти в колени и сцепив пальцы под подбородком. Его и без того угловатое лицо осунулось и заострилось. Щеки впали, отчего о его скулы теперь, чудилось, порезаться можно. Кожа приобрела нездоровый землистый оттенок, подчеркиваемый зеленью кафтана.
Краше в гроб кладут, да. Но и Ганька выглядел не лучше. От переживаний из-за раскрывшейся тайны своего происхождения ему кусок в горло не лез. Похудел он, да так, что заместо телосложения у него отныне теловычитание. Даже на груди повязки затягивать прекратил, плоским стал, что доска.
Вихры свои бурые со злости обкорнал короче некуда, чтоб ни один белый кончик ни повылезал. Голосом, вот, осип из-за ежедневных чтений переписей вслух. Скрипел теперь, аки дверная петля несмазанная. И тенями обзавелся, красочней синяков, под опухшими, покрасневшими глазами с ошалелым взглядом. Ни дать ни взять – бешеный. А на самом деле попросту невыспавшийся.
Спать Ганька не дозволял себе уж четвертую ночь кряду. Выпрашивал у Гармалы волкодавские бодрящие снадобья, от души хлестал себя по щекам и выделывал коленца по своему покойчику. Страшно ему было засыпать. А ну как разболтает во сне своему (будь он трижды проклят!) Истинному, что отныне знает его имя. И оттого догадывается о том, под чьей личиной ворожей прячется.
Он же тотчас Ганьку за эдакую осведомленность прихлопнет!
Или нет? Допрежь-то только и делал, что оберегал. Или не оберегал, а попросту сохранял для каких-то очередных своих гадских планов?
– Какую он армию собирает? – просипел недоуменно и припомнил слова Укротителя ворожею о том, что «нашел еще одного». – Из безликих, что ль? Тоже мне, непобедимое войско!
Гармала тоскливо вздохнул, взял прислоненный к лавке посох и принялся катать его в ладонях.
– Что Укротитель глаголил, упоминаешь? Ворожею нужны не всякие безликие, а «мордой ни волколак, ни яломишт, и окрасом не пойми кто». Он ищет именно варрахов.
Гармале пришла в голову какая-то совершенно дурная (по Ганькиному мнению, ясен пень) мысль, подсказанная ему игральными костями. Мол, возвращением ворожеев в Подлунным мир озаботился их покровитель, сам Безликий бог. А Многоликий, растерявший свою паству из-за Скоморошьего бунта, подсобил, видать, желая найти себе новых последователей.
Так в княжествах стали появляться безликие варрахи, лишенные внутреннего зверя, по коему их можно было бы опознать. Скорее всего, рождались они у волчье-лисьих пар. Такая же ошибочная помесь, как псеглавцы, рождающиеся при совмещении псовых и кошачьих оборотней. Или беовульфы у медвежье-волчьих.