Преданные богам(и)
Шрифт:
Долго блуждать не пришлось. Погребальный костер был сложен перед ней. В две косых сажени в поперечнике, он трещал, гудел и пыхал жаром на всю округу. Искры от него летели до небес.
Рядом, на корточках, сгорбившись и уперевшись руками в землю, сидел псеглавец. Из рыже-серых волос торчали мохнатые лисьи уши, на примятой траве лежал пушистый хвост. Предплечья, хребет и икры у него были густо покрыты шерстью.
Почуяв чужаков, он дернулся, вытаращив янтарные звериные глаза без белка, зашипел, оскалив нечеловеческие клыки, вздыбил шерсть и убрался восвояси.
Должно быть, вырастила его стая корсаков. Допытываться у него, что здесь стряслось, было бесполезно, человеческий язык он явно не разумел. Посему догонять его путники не стали.
Походили вокруг костра, но тела в нем (почти полсотни!) были уже до того обуглены, что разобрать причины издыхания не удавалось. Хотя и Черва, и Бронец догадывались, что могло произойти.
Бешеные, набежавшие со стреженских козьих троп.
В юрте вождя нашлись орехи, сушеные фрукты и вяленая конина. А еще пара кафтанов, златом расшитых, да соболем отороченных. Бронец кинул их на круп Лиходея, а Черва лишь презрительно вздернула нос. Одно дело клад найти, а другое – вот так, с чужого плеча вещь подобрать. Не важно, какие там златы да меха. Она не чернавка, чтоб за кем-то наряды донашивать!
Заночевали тут же, плотно затворив дверцу юрты. Наутро, бросив прощальный взгляд на тлеющее пепелище, продолжили путь на север, к Огнедышащим горам и прячущейся в их ущельях пещере Последнего вздоха.
Пару раз им попадались такие же разоренные деревни. Радовало во всем этом бедствии только одно: на близящееся полнолуние не стоило ожидать Свару степняков с ослабшим Огнегорским княжеством.
Пение они услыхали загодя. Вдали, верстах в двухстах, уже маячили горы, но открывшаяся их взору деревня все еще стояла на равнине. Даже не деревня, а целое село с капищем. Вокруг идолов-то народ и водил хоровод под заунывную песню.
– Дольмены видишь? – Бронец махнул рукой правее, на каменные строения.
Четыре плиты основывали стены, пятая – крышу. В восточной стене было круглое отверстие, в кое разве что ребенок пролезет. В дольменах горцы погребали почивших. Лицо Бронца прорезала улыбка.
– Значит, это уже наша деревня, огнегорская. Хоть отдохнем перед борьбой с ворожбой!
Рысь внутри упреждающе мяукнула. Черва посчитала, что она попросту чует берендеев и волколаков. Слабоватых яломишт и арысей среди горцев не водилось. Посему царапающему чувству Черва значения не придала. А зря.
Окрест села в разные стороны разбрелись овцы. Пастуха нигде не было.
Дома у горцев тоже были похожи на дольмены. Каменные, приземистые, с узкими оконцами и низкими дверями. Из печных труб вился дымок. Пах он… как погребальный костер в той разоренной деревне степняков.
Бронец нахмурился и без стука, на правах волкодава, вошел в дом.
Людей внутри не было. Зато был стол с освежеванным, обгрызенным ягненком. Ели его, по-видимому, сырым. Откусывая.
В печи горела кошка.
Рысь выпустила когти, пробив Черве ладони.
Во дворах, на пеньках, используемых
Песня прекратилась. Селяне замерли, молча глядя на застывших на дороге чужаков. Чернокосые могучие берендеи. Краснокосые хищные волколаки. Мужчины и женщины, старики и дети. С крючковатыми носами и кольцами в ушах и бровях.
Черва смотрела на окровавленные рты с налипшими на губах перьями, а не пеной. На безумные, но не покрасневшие глаза. На напружинившиеся для удара, но не скрюченные в судорогах тела. И с ужасом признавала, что…
– Они не зараженные!
На капище что-то сипло взревело. И селяне с криком «божий дар!» ринулись на Бронца.
Стало видно капище. Идол Луноликой был порублен в щепки. На его месте, привязанный за руки и ноги к идолам Многоликого и Безликого, бесновался зараженный на последнем издыхании.
Толпа приближалась. По их воздетым к небу рукам, сжимающим оружие, стало ясно, куда со дворов подевались топоры.
– Стоять! – скомандовали Бронец с Червой одновременно.
Как об стену горох. У Червы позорно поджался хвост. Вовсе не воспринять команду альфы можно, только находясь на поводке у другого. А напала толпа после рева «нового идола». Неужто все они, здоровые, добровольно сели на поводок к бешеному?! Что тут вообще творится?!
– Прочь! – рявкнул на нее Бронец.
На крышу Черву как ветром сдуло. А толпа навалилась на Бронца.
Она посылала стрелу за стрелой, не щадя яда. Он раскручивал бердыш в смертоносный смерч дамасской стали. Но их все равно было слишком много. Это не единичные застопоренные бешеные в Стрежни. Это здоровые люди. Горцы, с пеленок умеющие обращаться с оружием.
Спасло волкодава одно. Они не пытались его убить. И даже ранить. Попросту пытались удержать.
А Черва слишком поздно поняла, для чего. Жаль, что она такая недогадливая.
Когда она прицелилась в капище, «нового идола» на месте уже не было. А Бронец взвыл. Стрела прошила голову бешеного навылет слишком поздно.
Толпа схлынула тотчас. Наузы-ошейники едва успели исчезнуть с их шей после смерти прошлого хозяина, а они уже преклоняли колени и бормотали слова заговора заново.
Бронец, зажимая ладонью прокушенное плечо, клятву принял. Черва не удивилась. Она и без подсказок поводка знала, что он хочет сделать. Потому что поступила бы также. По-варварски. По справедливости.
Селяне восторженно лепетали что-то о бешенице, как о даре Многоликого и Безликого, о надобности уподобляться бешеным, как новым избранным богами. Бронец, не дослушав, приказал им кинуться друг на друга и перебить всех до единого.
Черва, не глядя на затеявшуюся свару, подлетела к волкодаву, трясущимися руками на ходу выуживая из пояса противотравы. Бронец достал из седельных сум Лиходея намедни сплетенный ею намордник.
– Как чувствовал, что пригодится, – невесело улыбнулся он и с теплотой воззрился сверху-вниз на подбежавшую Черву. – Ну что, княжна, махнемся местами?