Предатель. Я тебе отомщу
Шрифт:
Игорь не настаивает на продолжении диалога, и мы едем в тишине.
Ресторан небольшой, уютный — свет от ламп на стенах приглушённый, тёплый, музыка звучит тихо, ненавязчиво, столик у окна открывает вид на тёмную улицу, где редкие прохожие спешат скрыться в ночи. Я сажусь, пальцы сами тянутся к краю кардигана, теребят его, и я чувствую, как внутри всё дрожит. Её слова — «тварь», «шлюхи», «банкир» — крутятся в голове, её ненависть вцепилась в меня, как заноза, которую я не могу вытащить.
– Так что все-таки случилось? – спрашивает Игорь, когда официант уходит с нашим заказом. Его взгляд скользит по
– Анна Викторовна приходила, – говорю, стараясь держать голос ровным, но он дрогнул, выдал меня. – Это мать моего мужа. Ворвалась ко мне домой, кричала, что я виновата во всём. Что он шляется где-то, а я… отдыхаю, – продолжаю я, и замолкаю, не хочу озвучивать её грязь, её обвинения. Пальцы сжимают ткань кардигана сильнее, и я опускаю взгляд на стол.
– Она вас тронула? – голос его становится твёрже, резче, и я вижу, как кулак на столе сжимается, костяшки белеют.
– Да, схватила за плечи, но я вырвалась, – отвечаю, и рука невольно тянется к плечу, где под тканью краснеют следы. – Знаете что? Не берите в голову. Она ушла, хлопнула дверью, и всё. Всё нормально, – отмахиваюсь, но слова звучат пусто, и он это чувствует. Я сама это чувствую.
– Вы не выглядите нормально, – говорит Игорь тихо, и в голосе его забота, что пробивает мою защиту, тонкую, как бумага. – Хотите уйти? Отдохнёте дома, – предлагает он, и глаза его смотрят прямо, без осуждения, просто ждут ответа.
Я качаю головой, упрямо, почти зло.
– Нет, мы останемся, – говорю я, и голос звучит твёрже, чем я ожидала.
Не дам ей сломать этот вечер. Не дам Артёму и его матери отравлять мне жизнь дальше.
Официант приносит вино, разливает его по бокалам, и мы молчим, пока он не уходит. Я беру бокал, делаю глоток — тепло разливается по горлу, но не трогает этот холод внутри, что сковал меня после её ухода. Игорь смотрит на меня, и я понимаю, что он ждёт, когда я заговорю снова. Его молчание — не давление, а приглашение, и это сбивает меня с толку.
– Это ведь должен был быть «деловой ужин»? – спрашиваю я вдруг, и голос звучит резче, чем я хотела, с ноткой подозрения. – А выглядит как свидание. Зачем вы меня сюда привели? – смотрю на него, пытаясь поймать хоть намёк на его мысли.
Игорь улыбается — легко, чуть неловко, и откидывается на спинку стула, расслабляя плечи.
– Называйте это как хотите, – говорит он, и в голосе его появляется лёгкость, но глаза остаются серьёзными. – Я подумал, что вам нужен отдых после всего, что творится. И мне, честно говоря, тоже, – продолжает он, и тепло в его словах пробивается наружу. – Может, перейдём на «ты»? Мы уже достаточно знакомы, особенно вне работы, – предлагает Игорь, и я замираю.
Это просто, естественно, но внутри что-то сдвигается, как будто между нами открылась дверь, которую я не замечала раньше.
– Хорошо, – отвечаю я, осторожно, и слово звучит тихо, почти шепотом. Но я чувствую, как эта грань — формальное «вы» — растворяется, оставляя нас ближе, чем я готова признать. – Тогда зачем ты меня сюда позвал? В чём подвох? – спрашиваю я снова, и в голосе моём любопытство смешивается со страхом, что я не пойму его игру.
– Подвоха нет. Это
Разговор затихает, и я смотрю в окно, где редкие прохожие спешат домой, растворяясь в темноте. Но Игорь не даёт тишине затянуться, и я знаю, что это только начало.
– Я так полагаю, бракоразводный процесс стоит на месте? Морозов решил тебе крови попить напоследок? – его голос звучит спокойно, с лёгким любопытством, но вопрос бьёт меня в грудь, остро, неожиданно, как холодный ветер в лицо.
Я ставлю бокал на стол, пальцы дрожат, и бокал чуть звякает о дерево. Поднимаю глаза на Игоря. Его лицо серьёзное, брови слегка нахмурены, взгляд внимательный, но не давящий. Он ждёт ответа, и я знаю, что отмолчаться не выйдет.
– Не совсем так. Ни он, ни я… ещё не подавали на развод, – признаюсь я, и голос звучит глухо, будто доносится из другого конца комнаты. Слова тяжёлые, цепляются за горло, но я их выталкиваю.
– Серьёзно? – он наклоняется чуть ближе, и в глазах его мелькает шок, настоящий, неподдельный, хотя он быстро берёт себя в руки. – Почему, если не секрет?
Я сглатываю, горло пересохло, и смотрю на него, чувствуя, как внутри всё сжимается.
– Оба упрямые, наверное, – начинаю я, и слова выходят медленно, будто я пробую их на вкус. – Он, скорее всего, хочет, чтобы я вернулась, чтобы я снова стала той, кто заглядывает ему в рот, ждёт его слова, как раньше… – продолжаю я, и голос становится тише, почти теряется в шуме ресторана.
– А ты заглядывала? – перебивает Игорь, и в голосе его лёгкая насмешка, но без злобы.
– Не утрируй, – отрезаю я, и в груди вспыхивает раздражение, но тут же гаснет.
– Хорошо, прости, – Игорь поднимает руки в шутливом жесте сдачи, и уголок его рта чуть приподнимается. – А что насчёт тебя? Почему ты всё ещё носишь его фамилию? Я же вижу, тебе это в тягость.
Я молчу секунду, смотрю на свои руки, сжатые под столом в кулаки. Пальцы впиваются в ладони, кожа натягивается.
– Я хочу, чтобы это сделал Артём, – выдаю наконец, и голос звучит твёрже, чем я ожидала. – Чтобы он сдался первым, признал, что потерял всё — меня, свою жизнь, контроль. Это была бы моя месть. Лучшая, – заканчиваю я, и слова падают тяжело, как камни, что я таскаю в себе месяцами. – Но даже если бы я решилась, развестись без последствий не выйдет. У него есть Эльвира, подруга детства. Юрист по бракоразводным делам, с кучей связей. Она его вытащит, обелит, а я останусь ни с чем, – с грустью добавляю я, и голос мой гаснет, растворяется в воздухе.
Игорь молчит, смотрит на меня, и я чувствую его взгляд — тёплый, но цепкий, как будто он видит больше, чем я хочу показать. Я стискиваю кулаки сильнее, жду, что он скажет что-то резкое — что я глупая, что цепляюсь за пустое, что пора двигаться дальше. Но он кивает, медленно, почти незаметно, и говорит:
– Я понимаю. Ты хочешь, чтобы он сам сломался. Но это ведь не в твоих руках, правда? Ты не можешь заставить его сдаться.
Вопрос повисает между нами, простой, но острый, как игла, что колет мои сомнения.