Предшественники Шекспира
Шрифт:
Аристотель. Платонъ, что ты думаешь о Діоген?
Платонъ. Что онъ сумасшедшій Сократъ. Впрочемъ пойдемъ отсюда.
Слухи объ оригинальномъ склад ума и дкихъ выходкахъ Діогена дошли до Александра и ему самому захотлось взглянуть на геніальнаго чудака. Лилли воспользовался извстнымъ преданіемъ о посщеніи Діогена Александромъ и развилъ его въ прекрасную сцену. Въ сопровожденіи своего неразлучнаго друга Гефестіона, Александръ подходитъ къ знаменитой бочк и издали зоветъ Діогена. Тотъ ворчитъ и откликается.
Александръ. Чему приписать, Діогенъ, что ты не хочешь оставить своей бочки и прійти ко мн во дворецъ?
Діогенъ. Тому, что отъ моей бочки до твоего дворца ровно такое же разстояніе какъ отъ твоего дворца до моей бочки.
Александръ. Какъ? значитъ
Діогенъ. Никакого.
Александръ. Почему?
Діогенъ. Потому что они не боги.
Александръ. Они — земные боги.
Діогенъ. Да, боги изъ земли.
Александръ. Платонъ думаетъ иначе.
Діогенъ. Я очень радъ этому.
Александръ. Почему?
Діогенъ. Потому что я не желалъ бы, чтобъ кто нибудь думалъ такъ, какъ думаетъ Діогенъ, исключая самого Діогена.
Александръ. Если во власти Александра сдлать что нибудь пріятное теб, скажи — и получишь желаемое.
Діогенъ. Въ такомъ случа я просилъ бы тебя постороннться и не отнимать у меня того, чего ты мн не можешь дать — солнечнаго луча.
Александръ. Чего же ты еще желаешь?
Діогенъ. Ничего изъ того, что ты мн можешь дать.
Александръ. Но вдь я повелваю цлымъ міромъ.
Діогенъ. А я его презираю.
Александръ. Знаешь-ли ты, что стоитъ мн захотть — и черезъ минуту ты не будешь существовать.
Діогень. Да это такъ, но съ другой стороны, я все таки когда нибудь умру, не спрашиваясь, хочешь-ли ты того или нтъ.
Александръ. Скажи, Діогенъ, какъ можно научиться быть довольнымъ своимъ жребіемъ?
Діогенъ. Разучившись желать.
Александръ. Гефестіонъ, еслибъ я не былъ Александромъ, я хотлъ бы быть Діогеномъ.
Изъ приведенныхъ выше отрывковъ видно, что пьеса Лилли далеко превосходитъ современныя ей драматическія попытки не только своимъ внутреннимъ содержаніемъ и мастерской обрисовкой характеровъ, но также и вншней формой, въ особенности своимъ разговорнымъ языкомъ, который ни у кого изъ предшественниковъ Шекспира не достигаетъ такой легкости и остроумія, какъ у Лилли. Впрочемъ, при разсмотрніи Александра и Кампаспы съ эстетической точки зрнія, не слдуетъ упускать изъ виду, что художественная техника драмы находилась тогда въ младенчеств, и что вслдствіе этого ни отъ Лилли, ни отъ другихъ современныхъ ему драматурговъ, мы не имемъ права требовать органическаго развитія дйствія изъ характеровъ и художественной стройности, плана, выражающейся правильнымъ отношеніемъ частей къ цлому и между собою. Въ большей части случаевъ въ комедіяхъ Лилли мы не встртимъ правильной мотивировки дйствія. Дйствующія лица его произведеній какъ-бы силятся открывать свою душу передъ зрителемъ, и только по ихъ дйствіямъ можно иногда догадаться какія побужденія ими руководили. Вслдствіе этого многія, весьма благодарныя въ драматическомъ отношеніи, положенія остаются едва затронутыми. Напр., что можетъ быть благодарне для драматурга изображенія борьбы, происходившей въ душ Александра между великодушными побужденіями и его собственной любовью къ Кампасп? А между тмъ эта богатая драматическая коллизія оставлена авторомъ почти безъ вниманія. Гораздо счастливе былъ Лилли по отношенію къ обрисовк характеровъ. Къ числу лицъ, которыя очерчены у него наиболе рельефно, принадлежитъ типическая фигура Діогена. Видно, что авторъ работалъ надъ этимъ характеромъ съ особенной любовью. На первый взглядъ можетъ показаться, что все значеніе Діогена исчерпывается, добровольно имъ на себя принятой ролью шута, потому что въ продолженіе всей пьесы онъ не перестаетъ забавлять публику своими замысловатыми отвтами, но если всмотрться глубже, окажется, что шутовство и цинизмъ Діогена составляютъ одну изъ вншнихъ, и притомъ далеко не существенныхъ, сторонъ его нравственнаго характера. Подъ непривлекательной оболочкой цинизма Лилли съумлъ открыть горячій протестъ противъ современной безнравственности и противъ лживости всего общественнаго строя 176) и рдкую силу характера, непреклонную энергію воли, сближающую этого страннаго обитателя бочки съ повелителемъ міра — Александромъ. Недаромъ самъ Александръ, поговоривши нсколько минутъ съ Діогеномъ, сказалъ Гефестіону, что, не будь онъ Александромъ,
Постоянно стремясь къ сближенію съ жизнью, англійская комедія встрчала сильное противодйствіе къ достиженію своей цли въ стихотворной форм рчи, которую обычай сдлалъ обязательной не только для трагедіи, но и для комедіи. Трагедія первая сдлала попытку замнять римованный стихъ пятистопнымъ нерифмованнымъ ямбомъ (blank verse), ближе подходившимъ къ прозаической дикціи. Что же касается до комедіи, то хотя еще въ 1556 г. Гасконь перевелъ прозой комедію Аріоста Suppositi, но примръ его остался безъ послдствій. Въ этомъ отношеніи Лилли оказалъ англійской комедіи большую услугу введеніемъ въ свои произведенія прозаической дикціи, а литературный авторитетъ автора Эвфуэса много способствовалъ тому, что реформа, имъ предпринятая, удалась и въ скоромъ времени принесла добрые плоды. Комическіе діалоги въ пьесахъ Лилли своимъ остроуміемъ и постоянной игрой словъ, сильно напоминаютъ тотъ модный и утонченный складъ рчи, который онъ обезсмертилъ въ своемъ Эвфуэс. Дамы и кавалеры, пастухи и пастушки, слуги и служанки, встртясь между собой, не могутъ разойтись безъ того, чтобы не устроить словеснаго турнира, въ которомъ эпиграмма, игра словъ, антитеза замняютъ мечи, копья и шлемы. "Нашъ вкъ, говоритъ Гамлетъ, такъ утонченъ, что крестьянинъ ни въ чемъ не уступитъ придворному" (Act. V, Sc. I). Чтобы дать читателямъ понятіе объ этихъ состязаніяхъ, наполняющихъ собой пьесы Лилли, приведемъ для образчика одну сцену изъ разбираемой нами комедіи, въ которой слуги Апеллеса и Платона, пародируя салонные разговоры, изощряютъ свое остроуміе надъ голодающимъ слугой Діогена, Манесомъ.
Манесъ. Я служу не господину, а мыши, которая живетъ въ бочк, обдаетъ коркой хлба и спитъ на голой доск.
Псиллъ. Ты ведешь образъ жизни близкій къ природ и особенно рекомендуемый философами. — Вмсто ужина у тебя кусокъ хлба, вмсто стакана — пригоршня, вмсто простыни — твоя собственная одежда, потому что natura paucis contenta.
Манесъ. Вы вс что-то веселы сегодня; значитъ, вамъ уже удалось исполнить то, что мн не удается цлыхъ три дня
Псиллъ. Что такое?
Манесъ. Пообдать.
Граникъ. Что-жъ, разв Діогенъ держитъ только холодный столъ?
Манесъ. Я былъ бы очень радъ, если бы такъ было, но дло въ томъ, что онъ не держитъ ни горячаго, ни холоднаго.
Граникъ. Такъ, значитъ, тепленькій. Не потому ли Манесъ снова убжалъ отъ своего господина?
Псиллъ. Манесъ былъ въ совершенномъ прав поступить такимъ образомъ; въ самомъ его имени есть уже намекъ на бгство.
Манесъ. Какъ такъ? въ моемъ имени?
Псиллъ. Разв ты не знаешь, что Mons происходитъ отъ movendo, потому что она не двигается.
Манесъ. Такъ.
Псилль. А ты называешься Manes отъ manendo, потому что ты бжишь.
Манесъ. Дльно замчено. Впрочемъ, я не убгаю, а только удаляюсь…
Псиллъ. Въ тюрьму, гд ты можешь на досуг предаваться философскимъ размышленіямъ.
Манесъ, А. знаешь что: если я попаду въ тюрьму, то тло мое будетъ также безсмертно, какъ и душа.
Граникь. Какимъ образомъ?
Манесъ. Разв ваши учители никогда не говорили вамъ о томъ, что душа безсмертна?
Граникъ. Говорили.
Манесъ. И что тло есть темница души.
Граникъ. Врно.
Манесъ. Значитъ, чтобъ сдлать тло безсмертнымъ, нужно посадить его въ темницу.