Предсказатель
Шрифт:
Ладно, схожу до ветру и лягу спать всерьёз. Опять валенки, опять ватник — одежда тяжелеет на плечах, будто доспехи средневекового ратника. Подумав, взял и пистолет. Ну да, глупо ходить в сортир с оружием — смех да и только. Глупее только ходить без оружия, как агнец меж волчьих троп. В здешних местах каждый пень может оказаться чьим-то зрачком, каждое шуршание — предсмертным хрипом.
Вышел, постоял на крылечке. Воздух звенел от мороза, словно хрустальный колокол. Месяц хоть и низкий, но яркий: пыли нет, моторной гари нет — одна чистота, будто мир заново родился из снежной пелены. Мечта горожанина! Хотя нет, не его — горожанин такой чистоты испугался бы, как дитя темноты.
В
Так, вспоминая о далёких и прекрасных местах (прекрасных, как гробница фараона — величественно, но дышит смертью), я завершил последний пункт намеченного и шел к дому. Снег хрустел под ногами, словно кости древних тварей. И надо же — белый волк! Он был больше обычного, нёсся ко мне огромными прыжками, будто призрак, материализовавшийся из лунного света. Глаза его горели красным огнём — два уголька из преисподней. Всего лишь отражение лунного света, успел подумать я, а руки сами достали пистолет из кармана ватника, будто отдельная тварь с собственным разумом. Первый выстрел в воздух: право, мне было жалко зверя. Редкость, реликт, белый среди серых — словно ангел среди чертей. Но спустя долю секунды стрелял я в самого волка. Дважды, и оба раза попал. Ну, я так думаю. С пяти метров, да не попасть в движущуюся прямо на тебя цель? А как же триста часов подготовки и две тысячи израсходованных патронов — цифры, что въелись в память, как татуировка на зэковской груди?
Зверь упал, будто подкошенный. Через две секунды поднялся — медленно, словно марионетка на невидимых нитях. Я приготовился стрелять дальше, но он побежал назад, припадая на лапу. Медленнее, чем нападал, но в целом не скажешь, что в нем две пули. И следов крови нет ни на белой шерсти, ни на белом снегу — чистота, словно причастие.
Шагов через тридцать волк оглянулся, глаза сверкнули рубиновой злобой. Мол, погоди, не в последний раз видимся. Этот взгляд въелся в память глубже пули — теперь буду видеть его в каждом ночном силуэте, в каждом шелесте ветвей.
Либо я всё-таки промахнулся (хотя рука не дрогнула, помню чётко), либо это был не совсем волк, решил я, и пошёл в дом, спиной чувствуя пустоту леса — ту самую пустоту, что смотрит в тебя вечностью.
Странно, но на выстрелы никто не заглянул. Конечно, пистолет — не ружье двенадцатого калибра (то грохот такой, что воронья стая взмывает за версту), но в деревенской тишине, где мышь кашляет как человек, выстрелы должны разноситься до околицы. А, впрочем, чего странного? Если где-то стреляют, ночью, идти туда без взвода поддержки — дураков нет. Тут каждый сам за себя, как волк в стае. Помощь ждут только от Бога да от печки.
Что-то за волк? Странный, очень странный. Как и лосиха. Обыкновенные лосихи безрогие, значит, что? Значит, Большая Мать — существо необыкновенное. Яснее некуда.
И я лёг спать по-настоящему, завернувшись в одеяло. Коробочка устроилась рядом в полной безмятежности.
Это меня успокоило, и я заснул.
Глава 8
Новогодняя ночь
Встреча Нового Года прошла не то, чтобы скучно, нет. Люди развлекались,
«Океан» разыскал-таки российскую станцию в диапазоне сорока одного метра и за пять минут до полуночи услышали привычные поздравления Первого, вдохновенные и ни о чем. Их могли записать вчера, месяц назад или в семнадцатом году. В две тысячи семнадцатом. Да что в семнадцатом, и в пятом могли записать. И раньше.
В двадцатом веке такое бы вряд ли сочли вдохновляющем, в двадцатом веке мечтали на горе всем буржуям что-нибудь раздуть: мировой пожар, курс нефти или купол на Марсе. А под куполом — яблони в цвету. Теперь о Марсе мечтают в других странах.
После речи пробили записанные куранты и записанный хор воодушевленно исполнил гимн, некоторые из чичиковцев даже подпевали, но в прошлой редакции: «Союз нерушимый…».
В ответ на это хрипы и свисты эфира заставили вернуться к южноамериканским ритмам, мы выпили (я и Пыря обошлись чаем с вареньем, Пыря по возрасту, я же отговорился давней контузией, что, вместе с недавней стрельбой, было принято с облегчением), зато пришлось танцевать то ли гавот, то ли краковяк. Прежде офицеров специально танцам обучали, мазуркам и полькам, чтобы в любом обществе могли блистать, а ныне — увы. Я, когда два года служил в Чернозёмске, нарочно записался в школу бальных танцев и был в ней не из последних учеников. Но служба есть служба, и я отправился на остров Рудольфа. Место метеорологу там, поближе к Полюсу, а не в танцзалах. Когда ж вернулся на Материк, в часть, что расквартировалась в тайге, до ближайшего поселка сто верст, стало не до танцевальных школ.
Теперь жалею и наверстываю.
К чести благородного собрания, танцами не злоупотребляли. Больше пели про миллион алых роз и незнакомую звезду.
В час тридцать стали расходиться. Ночь тёмная, опять облака, опять снежок, сейчас умеренный, но у селян водились китайские фонарики-жужжалки, с динамкой внутри. Для диодных лампочек даже мощности дам неопределенного возраста хватало. Жаль, я не додумался. Впрочем, на первое время батарейками я обеспечился.
Семен Петрович и дед Афанасий составляли охрану — с ружьями, как полагается. Я так и не рассказал никому о ледяном волке. Во-первых, могут не поверить, а во-вторых, чувствовал, что они и так о нём знают.
Кроме ружей, на страх врагу пели песни, теперь воинственные, броня крепка и танки наши быстры, и поэтому никаких волков не встретили. Боятся звери наших славных песен! И нечисть тоже боится.
Я, правда, не пел. Слушал.
Сначала доставили домой супругов Никодимовых, потом Пырю с Анастасией Валерьевной, толпа редела и редела, и вот остались мы трое. Я, дед Афанасий и танковый капитан.
— Ну, товарищи, пора расходиться, — сказал я. — Каков порядок?
— Простой, — сказал дед Афанасий. — Вернемся в контору, там непочатая четверть и закуски вдоволь. Печка тёплая, дровишки есть. Радио послушаем, или просто за жизнь поговорим.
— Ну…
— Нет, если у тебя другие планы, мы и тебя проводим, для спокойствия души, — сказал Семен Петрович.
Какие тут планы? Спать? Весь год впереди, да я и в запас выспался. Коробочка накормлена, а если что — мышь поймает. Вода для нее в мисочке чистая. Дом выстыть не должен, перед уходом я подбросил в печь долгоиграющее полешко, до утра дотянет, а нет, то и не страшно, ветра нет, дом устоит.
— Зачем разбивать такую славную компанию, — сказал я, и мы пошли в контору. Зажгли четыре лучины (Новый Год встречали при керосиновой лампе, ради большого праздника, но керосин покупной, а где его сейчас купишь, в Чичиковке-то, отсюда и экономия).